Орлов сидел метрах в трех, прислонившись спиной к толстому дубу, и что-то рассматривал на карте, которую разложил на коленях. Несколько раз он сделал пометки, заложил карандаш за ухо, сорвал травинку и сунул ее в рот.
Он что-то напевал, губы шевелились, но Севка не смог разобрать ни звука.
— Доброе утро, — сказал тихо Севка.
— Доброе, — согласился Орлов. — Немного голодное, но тем не менее. Мы с тобой, кстати, прошли не так чтобы очень много. Фельдмаршал Суворов был бы нами недоволен. В общей сложности выходит всего восемь километров от места нашего героического сражения… Вот там, — Орлов взял карандаш и указал перед собой, — километрах в пяти, кирпичный завод. А вот там, — карандаш указал за спину, — в восьми километрах, лесничество, потом село Яровое, и дальше, на северо-восток, через тридцать километров река и мост. И что это значит?
— Не знаю.
— А значит это, что там могут быть части героической Красной армии. Река — неплохой рубеж обороны, а мост — объект, который нужно защищать. В той стороне днем не грохотало, особо крупных населенных пунктов там нет… Так что вполне может быть, что там мы выйдем к своим. Возражений нет? — Орлов сложил карту, сунул ее в свою полевую сумку, карандаш покрутил между пальцев и тоже спрятал. — Спрашиваю, возражений нет?
— Нет. — Севка сел, попытался потянуться и застонал, почувствовав тягучую боль в левом плече и правом боку.
Расстегнул ремень, задрал гимнастерку и обнаружил на ребрах черно-лиловый синяк.
— Красиво, — оценил Орлов. — Если бы чуть сильнее — сломали бы тебе их к чертовой бабушке. И как бы мы тогда шли? Нет, не нужно было мне встревать… И грехов бы на душе было бы меньше. А ведь могли нас и вообще… того…
Севка встал, одернул гимнастерку и, отвернувшись к дереву, расстегнул ширинку.
— Тоже правильно. — Орлов вскочил на ноги, сделал несколько взмахов руками. — Физическая подготовка, товарищ младший политрук, штука не менее важная, чем подготовка политическая. В здоровом теле, как говорится, здоровый дух…
— А ты не знаешь, Данила, что на самом деле эта фраза у греков звучала по-другому? — Севка оправился, застегнулся и стал подгонять ремень с портупеей. — Древний грек говорил, что теперь нам остается надеяться, что в здоровом теле появится и здоровый дух. С иронией говорил, между прочим.
— Серьезно? — Орлов присел, выставив руки перед собой, встал. Снова присел. Встал. — А так хорошо звучит! Ну, не знаю, не знаю. Лично мне хорошая физическая форма никогда не мешала. Вот и вчера…
— Уходим? — спросил Севка.
— А почему и нет? — Орлов выпрямился, решительным движением обеих рук заправил гимнастерку, повернувшись к Севке лицом.
Значит, вот так это делается. Севка торопливо поправил свою гимнастерку и даже успел порадоваться, что вчера его гнали немецкие мотоциклисты и Орлов, наверное, списал странный внешний вид младшего политрука на суету и неразбериху.
А потом Севка спохватился:
— Слушай, Данила, а как ты на местности сориентировался? Ни черта же не видно. Даже солнце еще не взошло…
— А я, пока ты спал, залез на вершину дерева и осмотрелся. Трубы кирпичного завода — единственные трубы на всю округу, если верить карте. Ну а восток горит зарею новой, тут не спутаешь. Так что все точно, можно идти. Со мной не заблудишься.
И они пошли.
Теперь, когда все было видно, идти стало легко, подлесок не казался таким густым, а ветки не так чтобы очень злобно бросались в лицо. Получалась почти прогулка.
Получалась почти прогулка.
Через пару километров они наткнулись на ручей, и Орлов приказал умыться. Нечего выглядеть парой бандитов. Они, сказал Орлов, старший лейтенант и младший политрук, а не черт-те что!
Еще через час Орлов вдруг резко остановился.
— Слышь, Залесский. — Старший лейтенант сел на пенек и сорвал дежурную травинку. — Давай договоримся…
— О чем?
Севка наклонился, упершись руками в свои колени. Не так много они прошли, но Орлов задал высокий темп, и Севка немного запыхался.
— Если мы вдруг наткнемся на наших… на окруженцев. — Орлов пожевал травинку. — Может возникнуть недоразумение.
— Какое?
— Ну… Нас могут просто поставить в строй, например. Это ты такой покладистый, а какой-нибудь военинженер третьего сорта… то бишь ранга, окрыленный возможностью покомандовать личным составом, может и не согласиться с моим маршрутом движения. И что тогда?
— Не знаю, — честно ответил Севка, которому такие мысли, естественно, в голову не приходили. — Попытаемся убедить…
— Угу, — кивнул Орлов. — Ты мало сталкивался с военинженерами всех сортов. Хуже их только военврачи. Как начнет орать и оружием размахивать…
— И что ты предлагаешь?
— Значит, делаем так: при встрече с любой группой ты молчишь. Представился, если нужно, старшему по званию, и молчишь. А говорить буду я.
— А какая разница?
— В общем, небольшая. Но я смогу внятно наплести, что мы выполняем особое задание. Я из штаба фронта, между прочим, а не из какой-то там дивизионной газеты. Уловил разницу?
— Уловил.
— Значит, помнишь — мы из штаба фронта, я — главный, а ты в переговоры с кем бы то ни было вступать не имеешь права. Есть возражения? За? Против? Воздержались? Принято единогласно. — Орлов встал с пенька. — Шагом марш.
Через десять минут их окликнули.
— Стой! — прозвучало из-за дерева.
— Стою, — бодро ответил Орлов, разводя руки в стороны.
— Руки вверх! — Теперь команда прозвучала сзади, Севка искоса оглянулся и увидел штык, торчавший из куста.
— Уже поднимаем. — Орлов поднял руки над головой, словно делал зарядку. — Так хорошо?
— Пистолеты.
— Ты бы хоть появился, — не опуская рук, сказал Орлов. — А если ты не часовой Рабоче-Крестьянской Красной армии, а проклятый фашист? А я совсем разоружусь перед тобой?
— Стрелять буду, — чуть менее решительным голосом предупредил голос из-за дерева.
— То есть, выставляя тебя на пост в тылу противника, твой командир не предупредил тебя строго-настрого, чтобы ты не стрелял без особой, даже крайней необходимости? — изумление в голосе Орлова прозвучало настолько искренне, что даже Севка, потянувшийся было к кобуре, замер. — Ты бы, товарищ боец, думал, прежде чем угрожать старшему лейтенанту. В крайнем случае, я бы тебе посоветовал смело действовать штыком и прикладом. Заколоть меня, например. А товарищу младшему политруку хватило бы и прикладом по голове.
Залегла тягостная пауза.
Птица вылетела из-за дерева и, пролетев перед самым лицом Севки, скрылась в лесу. На щеку село какое-то насекомое, поползло к глазу. Стало щекотно, но руку Севка опускать не стал.
— Так что будем делать? — поинтересовался Орлов. — Убивать будешь или поведешь к командиру?
— Стоять, не двигаться, — решился наконец тот часовой, что был впереди. — Калиниченко, бегом к капитану.