Странник между мирами - Йен Макдональд 8 стр.


— Не знаю, чем ты занят, и знать не хочу. Иди сюда, нужно поговорить.

— Сейчас!

Эверетт разместил два изображения рядом, подогнал размер.

— Эверетт, нам нужно поговорить! Ви-Эр уже расстраивается!

Когда мама сердилась, она понижала голос и начинала говорить с интонациями Опры Уинфри. «Классический случай пассивно-агрессивного поведения», как выражались на сайте Divorcedads.com.

— Эверетт, ко мне на кухню заявились двое полицейских, потребовали гренки с маслом и обозвали нас проблемной семьей. Может, кто-нибудь мне все-таки объяснит, что происходит?

Эверетт развел в стороны большой и указательный пальцы, увеличивая снимки на экране. Топ-топ, скрип-скрип… Четвертая ступенька на лестнице. Мама поднимается на второй этаж.

— Эверетт…

Вот оно! Эверетт выскочил из комнаты и перехватил маму на площадке, выставив перед собой «Доктора Квантума».

— Я не врал!

— Эверетт…

— Я знаю, что я сфотографировал! Смотри, я отправил себе копию, когда отдавал полицейским чип. Вот оригинал, здесь нет никакой дождевой капли. Вот папина спина, вот его затылок! А каплю они сами пририсовали.

— Эверетт, что ты такое говоришь? Я ничего не понимаю.

— Мам, полицейские нас обманули. Они соврали про фотографии и, наверное, про бакалейщика с Кипра тоже. Врали нам в глаза и еще внушали тебе, будто это я говорю неправду.

Лора, прикрыв ладонью рот, опустилась на ступеньку и привалилась к перилам.

— Господи, в голове не укладывается…

Эверетт пристроился рядом на ковре и тоже прислонился к перилам. Возникло такое чувство, словно у его сердца отвалилось дно, и все хорошее, что там было, — доверие, радость надежность, — все посыпалось в пропасть сомнений. Даже гренки с маргарином и утреннее радио теперь отравлены.

— Дай, посмотрю поближе!

Эверетт передал маме планшетник. Она обвела пальцем контур изображения.

— Но почему?!

— Не знаю.

Спрашивать надо не «почему», а «что дальше». Эверетт, задав себе такой вопрос, логическим путем пришел к совершенно жутким выводам. Возможно, Ли-Леанна-Леона и Усатый Миллиган действительно не знают, кто увез Теджендру. Возможно, они даже сами верят тому, что по чьей-то указке впаривали Сингхам, сидя у них на кухне, — но вот люди, приказавшие поместить на снимок дождевую каплю, знают. Люди, у которых есть возможность давать указания полицейским. А еще они знают, что, когда Теджендра вернется, вся их ложь раскроется. А значит, Теджендра не должен вернуться. С каждым шагом рассуждений Эверетт словно поднимался на новый уровень, откуда видно еще дальше. Перестать бы замечать закономерности и логические связи! Если бы можно было перестать думать… Но не думать он не мог — иначе он бы не был Эвереттом Сингхом. Вот этого-то и не знали люди, похитившие Теджендру и приказавшие полицейским врать. В этом их ошибка.

— Я найду его.

— Эверетт, солнышко, не надо!

— Найду.

— Эверетт, не лезь в это дело!

— Найду, я сказал!

Виктория-Роуз, выбравшись из детского стульчика, доковыляла до лестницы. Мама с Эвиттом, как она называла старшего брата, сидели рядышком на площадке. Услышав, что Эверетт говорит на повышенных тонах, малышка заплакала.

— Рози, лапочка моя, иду, иду! — Лора зашептала на ухо Эверетту, отчеканивая каждое слово: — Не лезь! Понял меня? Это тебе не игрушки. Не знаю, куда он пропал, не знаю, почему он пропал, понятия не имею, что дальше будет, знаю одно: мне очень, очень страшно, и я ужасно боюсь, что, если ты начнешь задавать неудобные вопросы и обвинять во лжи кого надо и кого не надо, ты тоже пропадешь.

— Так ты мне веришь?

— Не знаю, чему верить, просто мне очень страшно, милый.

Виктория-Роуз уже ревела вовсю. Лора побежала к ней. Эверетт видел, как вздрагивают мамины плечи, и вдруг понял, что она тоже плачет — плачет о нем.

Эверетт видел, куда полетит мяч, еще когда Йоланди, пройдя по левой стороне поля, сделала красивый пас Рюну, обретавшемуся в самом центре, посреди пустого пространства. Эфрон попытался выйти наперерез, но за три дня непрерывных дождей поле превратилось в болото, и Эфрон бултыхался в нем, словно морж. При росте и весе, какие полагаются центральному защитнику, он совсем не обладал необходимым мастерством. Рюн легко его обошел и выскочил к воротам. Когда он ударил, Эверетт уже взвился в воздух. Верхний левый угол. Ударом кулака Эверетт отправил мяч Анушке, державшейся позади других игроков. Та помчалась через поле, а защитники Золотых пошлепали вдогонку по мокрой траве. Шустрая девчонка эта Анушка! Мяч порхал у ворот Золотой команды, выписывая зигзаги без особых шансов на гол, а Эверетт подпрыгивал, хлопая руками во вратарских перчатках, чтобы хоть немного согреться. Прозвучал финальный свисток. Участники матча потянулись в раздевалку под струями ледяного дождя.

— Ненавижу тебя, Эверетт Сингх! — сказал Рюн, выйдя из душа и выковыривая воду из ушей уголком полотенца.

— Куда тебе со мной тягаться, — ответил Эверетт, стараясь не смотреть на него, свежего и сияющего после душа. — Мне кунг-фу помогает. Ты перед тем, как пробить по мячу, всегда оглядываешься по сторонам, а потом чуть-чуть отклоняешься назад. Каждый раз, без исключений. На этом я тебя и подлавливаю.

— А если я перестану так делать?

— Будешь делать что-нибудь другое, и я все равно замечу. Я же тебя хорошо знаю.

Рюн Спинетти, лучший бомбардир Золотой команды, за те два года, что Эверетт играл в Красной, не смог забить ни одного гола. При этом он был самым давним и самым близким другом Эверетта. Вот так: враги в футболе, лучшие друзья по увлечению компьютерами. Золотая команда. Красная команда. Синяя команда. Сиреневая команда. Что это вообще за название такое для футбольной команды: «Сиреневая»? Наверное, на фабрике, где шьют спортивную форму, скопились излишки сиреневой материи, которую никак не удавалось продать. Дурацкие названия и насквозь фальшивые матчи, в которых нет главного, что придает смысл состязанию — истории, традиций, общей верности команде. Всего того, что вызывает восторженный рев зрителей по субботам на стадионе Уайт-харт-лейн.

Раздевалку наполнило шипенье дезодорантов-аэрозолей марки «Линкс». Эверетт категорически отказывался принимать душ на людях. До дома всего пять минут по усыпанной какашками аллее, известной под названием «Собачья радость», а потом через тенистое кладбище Эбни-Парк. Эверетт привычно натянул поверх вратарской формы школьный пиджак, а сверху по случаю зимней погоды набросил куртку-дутик и прямо в шиповках потопал домой, где его ждали душ и дэт-метал на водонепроницаемом МП3-плейере. Роскошь! И главное, без посторонних. Только Эверетт и каскады горячей воды. Он мог очень долго просидеть так, спрятавшись от всех в тепле и плеске бегущих струй. Лора спрашивала, чем он там занимается столько времени. Ответ: ничем. Думает обо всем и ни о чем. Ждет, когда мысли придут сами.

— Пока!

Эверетт всегда первым выскакивал за дверь.

— Эй, Эверетт! — окликнул Аббас. — Будешь, значит, опять просиживать по четвергам с Биомассой?

Биомасса — миссис Пэкхем — работала школьным психологом. После развода родителей Эверетт целых три месяца таскался по четвергам к ней в кабинет вместо последнего урока. Зато с полным правом пропускал историю религии.

— Да ну, придумаю еще какую-нибудь лапшу ей на уши навешать.

Назад Дальше