Люба воткнула флешку в компьютер и… увидела своего отца Прохора Ермакова. Папа, привязанный ремнями к стулу, заговорил, глядя не прямо, а в сторону, как будто читал по бумажке: «Хотите получить его назад живым? Миллион долларов наличными. Дальнейшие указания в телефонной будке на проспекте Раскова, у дома сто четыре. Времени на поездку три часа. Если не успеете, он умрет. Если обратитесь в полицию, он умрет. За вашим домом следят, все ваши перемещения не пройдут незаметно. Все указания должна выполнять дочь. Если увидим в телефонной будке Маргариту, он умрет».
Девочке стало понятно, что отец озвучил текст, написанный похитителем. Люба бросилась по указанному адресу, а по дороге раз сто позвонила матери, но та не подходила к телефону.
Рита и Прохор на тот момент были в разводе, который произошел по вине мужа. Маргарита любила супруга и верила, что его отсутствие дома по вечерам, а порой и по ночам, обусловлено работой. Прохор ведь фотохудожник, снимает рекламу, и этот процесс, думала жена, может затянуться. Прозрение наступило в тот день, когда Любаше исполнилось тринадцать. Рита решила испечь торт, отпросилась с работы домой пораньше и – застала мужа в постели с соседкой по подъезду. Классическая ситуация. Прохор попытался вымолить прощение, но Маргарита была непреклонна. Муж не стал делить квартиру с имуществом, благородно оставил все жене и дочери, уехал жить к матери, Надежде Васильевне. Он ради дочки хотел сохранить нормальные отношения с бывшей супругой, однако Рита закусила удила и решительно пресекала попытки отца встречаться с девочкой. Любочка, обожавшая папу, просила мать не мешать их общению, на что Рита наконец ответила:
– Хорошо. Вы можете культурно проводить один выходной день вместе. Подчеркиваю: культурно. Что значит посещать театры, выставки, концерты, а потом ужинать. Маленькое условие: Прохор должен платить алименты, пока же от него ни копейки на твои расходы я не получила.
– Мусечка, но ведь папа сейчас временно без работы! – бросилась на защиту отца Люба.
– У него нет средств на билеты в кино и на мороженое? Решил развлекаться за мой счет, то есть за вход в музей и еду в кафе должна будешь платить ты?
– Папа творческий человек, – чуть не плакала Люба, – он талант, фотохудожник. И баба Надя платит за мою гимназию, это можно считать алиментами.
Маргарита решила сказать дочке правду.
– Милая, мой бывший муж никогда не приносил в семью большие деньги. Его работа в рекламе оплачивалась плохо, и именно я тянула на своих плечах тебя и супруга. Прохор безответственный человек, сначала сидел на моей шее, теперь уютно устроился за спиной у Надежды Васильевны. Чтобы содержать великовозрастного сыночка, пожилая женщина не отдыхает на пенсии, а до сих пор вынуждена работать. Нет, то, что моя бывшая свекровь отсчитывает сумму на образование внучки, нельзя считать алиментами. Это деньги Надежды Васильевны, которой я очень благодарна за заботу о тебе. Алименты должен платить муж, а не его мать. Ты вообще на чьей стороне? Знаешь, по какой причине наш развод случился? Виноват в нем Прохор, он изменял мне, а не наоборот.
– Мама, я очень тебя люблю, – всхлипывала Люба, – но и папу тоже. Вот увидишь, он найдет хорошую службу, станет нам помогать…
Однако Маргарита не верила в предприимчивость бабника. Она продала трехкомнатную квартиру, купила однушку и открыла магазин детских товаров.
– Потерпи, солнышко, – говорила она дочке, – через пару лет я построю загородный дом, мы с тобой будем разъезжать по курортам и европейским столицам, накупим себе модной одежды.
В тот день, когда Люба нашла флешку, Рита уже собрала небольшую заначку. Но сумма в миллион долларов была для нее заоблачной.
Глава 4
Любочка без приключений добралась по адресу, который назвал отец, и нашла в будке мобильный телефон.
Но сумма в миллион долларов была для нее заоблачной.
Прервав рассказ, Дегтярев потер рукой шею.
– Догадываешься, что произошло?
– Да, – мрачно ответила я, – ни отец, ни девочка домой не вернулись, мать прождала Любу до утра и бросилась в полицию. Ну почему люди верят преступникам?
– По глупости, – пожал плечами полковник. – Многие думают, что, если подчинятся, получат родного человека назад живым.
– Прохору не завязали глаза, – вздохнула я, – уже одно это должно было насторожить родственников. Если похититель не лишил жертву возможности его видеть, значит, и не собирался отпускать ее. И вы не смогли найти преступника?
– Нет, – вздохнул Александр Михайлович. – Он оказался хитер. На пленке были только изображение и голос Прохора, Ермаков сам произносил текст, составленный похитителем. Его сняли на фоне светло-бежевой стены, больше в кадре ничего не видно. Наш компьютерщик попытался выжать из записи хоть какие-то крохи информации, но ничего не добился. Стул, ножки которого видны, обычный, куплен в дешевом сетевом магазине. Подобных полно, определить, кто и когда его приобрел, невозможно. По звуку тоже никаких зацепок. Эксперт сказал, что запись сделали в небольшом помещении, никаких посторонних шумов не зафиксировано. Прохор читал заготовленный текст, и если в комнате кроме него находились люди, то стояли они очень тихо, почти не дыша. Прохор не мог подать никаких знаков руками, их завели за спину. В подъезде Ермаковой не было консьержа, видеонаблюдения и домофона – Маргарита с дочкой жили в бедном районе, денег у жильцов на обеспечение безопасности не имелось, – поэтому выяснить, кто бросил флешку в почтовый ящик, не удалось. Мои парни тщательно опросили местный люд на предмет появления во дворе или в здании посторонних. Сведения оказались неутешительными. Двора фактически нет, вернее, он проходной, через него течет поток людей к метро. Рядом находится крупный торговый центр, многие продавцы и техперсонал – гастарбайтеры, снимавшие жилье в расположенных поблизости пятиэтажках. В подъезде, где жили Рита и Люба, редко увидишь лицо европейского типа. Мало того что все эти таджики и киргизы плохо изъяснялись на русском, так они еще, боясь полиции, прикидывались идиотами.