Когда я, обретя способность двигаться, добралась до своей комнаты, перед глазами развернулась дивная картина. Все постельное белье валяется на полу, подушка истоптана, одеяло скомкано, на матрасе копошится мокрый грязный комок.
Кое‑как расцепив стаю, я стащила с собак комбинезоны и вернулась на кухню. Вовка, успевший к тому времени благополучно съесть приготовленные мною бутерброды, ехидно поинтересовался:
– Ну, чего? Успокоилась?
И тут я просто слетела с катушек.
– Нет, какое безобразие! Помог, называется! Теперь мне придется сушить собачью одежду, менять белье на кровати, мыть полы, ванну и покупать себе новый крем! Ты разбил банку!
Костин побагровел, отодвинул пустую тарелку, встал и заявил:
– Неудивительно, что тебе никто помогать не хочет. Вот сегодня я решил облегчить вашу жизнь, мадам, и получил скандал.
У меня пропал дар речи. Майор спокойно ушел, я плюхнулась на стул. Ну и ну. Он всерьез говорил о помощи? В груди начала подниматься темная волна гнева, я схватила мобильный, вот сейчас выскажу Костину все, что про него думаю!
Но не успела я набрать его номер, как сотовый зазвонил сам.
– Алло, – прошипела я, ожидая услышать извинения Вовки.
Но в ухо вонзился визгливый дискант:
– Екатерину Андреевну Романову позовите, пожалуйста.
– Она на работе. Кто говорит?
– А это из школы, Кирилл…
– Что случилось? – испугалась я.
– Так, ну, того, в общем…
– Скажите нормально, что произошло?
– Не орите, – пошла в атаку тетка, – мы тут ни при чем, покупаете детям всякую дрянь иностранную, потом удивляетесь и на нашу столовую валите…
– Господи, да что стряслось?
– Ну… траванулся он, лежит у медсестры в кабинете, но мы ни при чем…
Не дослушав, я схватила с вешалки куртку и ринулась вниз.
Бедному Кирюшке катастрофически не везет со школой. Сначала он ходил в жуткое учебное заведение, по недоразумению носящее название «гуманитарный лицей». Педагоги там подобрались пакостные, директриса была откровенной сволочью, завуч походил на надзирателя в концлагере. Поэтому мы перевели мальчика в другую, самую обычную школу. Но не успела я вздохнуть с облегчением, как случилось новое несчастье. Дело в том, что здание учебного заведения, куда теперь с радостью бегал Кирюша, расположено в самом центре Москвы, вблизи станции метро. Парадный вход школы выходил на тихую улочку, а через пару метров, минуя проходной двор, вы оказывались на Тверской.
Одним словом, этот дом приглянулся некоей богатой и чиновной особе, захотевшей разместить в нем штаб‑квартиру своей партии. Началась нешуточная борьба, директриса сражалась, аки лев, родители бегали по разным инстанциям и пачками писали письма мэру. Но депутат закусил удила и не отступался. В конце концов он натравил на школу особую комиссию, которая вынесла заключение: дом стоит слишком близко от магистрали, детям нельзя учиться в нем, им вредно дышать выхлопными газами, долетающими в цитадель знаний с Тверской. Лично мне непонятно, почему за шестьдесят лет существования школы никто никогда не говорил о ее невыгодном местоположении.
Но факт остается фактом. Школе выделили другое здание, на краю Москвы, и Кирюше пришлось вновь идти на учебу в другое место. Чтобы успеть к первому уроку, ему пришлось бы вставать в пять утра.
Мы с Катей подумали и приняли соломоново решение: в выпускном классе, до которого Кирюшке остался год, отправим его в экстернат, где он будет усиленно готовиться к поступлению в институт, а пока пусть ходит в школу около дома, чтобы не тратить несколько часов на дорогу.
Поэтому сейчас Кирюша посещает самое заурядное заведение, которое расположено у нас под окнами.
Слава богу, там детей не притесняют, просто их не замечают и ничему особо не учат. Но мы не волнуемся, знания Кирюша с сентября получает от наемных репетиторов. Кстати, Лиза тоже теперь учится с ним в одном классе.
Добежав до школы, я отыскала кабинет медсестры и увидела там иссиня‑бледного Кирюшку, лежащего на топчане, накрытом оранжевой клеенкой.
– Котик, что с тобой! – кинулась я к нему.
Кирюшка не отвечал, я потрогала его лоб. Кожа оказалась липкой и холодной.
– Что же «Скорая» до сих пор не едет? – вырвалось у меня.
– А я ее не вызывала, – ляпнула толстая тетка в белом халате, восседавшая за письменном столом, – ясное дело, отравился. Забирайте домой!
От возмущения я вначале поперхнулась, но потом налетела на меланхоличную медсестру:
– Вы с ума сошли! Ребенку плохо, а никто не позвонил доктору!
– Я сама медик и прекрасно понимаю, в чем дело! – бросилась в атаку толстуха. – Кормите детей марсами да сникерсами, даете с собой бутерброды, вот и результат! Тошнило его, прямо страсть как, теперь вот лежит.
Дрожащими руками я вытащила телефон.
– У нас в столовой исключительно диетические продукты, – злилась фельдшерица, – севодни сосиськи с гречей давали и кофе, растворимый, отечественный, первый сорт, со сгущенкой. Чем там травануться можно? А? Нет, все родители, наложуть колбасы всякой…
Вызвав в школу медиков, я попыталась напоить Кирюшку водой из бутылки, не достигла успеха, перепугалась еще больше и услышала новую порцию упреков от медсестры:
– Во! Французская бурда! Купили хрен знает что в пластике. Свое надо брать, боржоми!
– Боржоми не наше! – рявкнула я.
– А чье же?
– Источник принадлежит Грузии.
– Вона, умная какая, – завела было бабища, но тут наконец появились две суровые женщины с железным чемоданом.
Остаток дня я провела с Кирюшкой и прочими домочадцами в больнице. Узнав, что мать больного мальчика их коллега – оперирующий хирург, медики стали приветливее, более того, они без всяких споров перевели Кирюшу в клинику к Катюше, где его сразу окружили пристальным вниманием и заботой.
Около полуночи Катя прогнала нас домой.
– Нечего тут всем толкаться, – сурово сказала она, – ступайте спать.
Мы с Сережкой и Юлечкой возвратились домой, попили чаю и уставились друг на друга.
– Ну и ну, – покачала головой Юля, – вчера Ада, сегодня Кирюха.
– Чем же он траванулся? – спросил Сережка.
Я пожала плечами:
– Наверное, сосисками, которые давали в школе. Сам знаешь, какую еду детям привозят.
– Кирюха не ходит в столовую, – напомнила мне Юля.
– Верно. Но сегодня утром я проспала и не положила ему завтрак. Небось он проголодался и пошел в буфет.
– Все по кроватям, – велел Сережка, – ноги подкашиваются.
Я заглянула в свою спальню, с удовлетворением отметила, что привезенная из клиники Ада выглядит намного бодрее, чем вчера, и пошла разбирать Кирюшкин рюкзак.
Внезапно ожил телефон. Я посмотрела на часы и испугалась. Уже поздно, в такое время могут сообщить лишь о несчастье. Руки схватили трубку.
– Алло.
– Позовите Кирюшу, – послышался голосок.
Я перевела дух. Слава богу, ничего страшного не случилось, мальчик мирно спит в своей палате. Ну и глупости лезут в мою голову. Просто это одна из одноклассниц Кирилла, плохо воспитанная девица. Небось сидит до утра в Интернете, вот и решила поговорить с ним, невзирая на время.
– Кирилл не может подойти.