— Я пришлю за ним машину и с лагерным начальством разберусь. Найдем твоему важняку теплое местечко.
Сорокин передал Челданову папку и встал.
— Это все, Никита?
— Так точно.
— Ну ты даешь. Таким я тебя еще не знал. Молодец!
В похвалах Сорокин не нуждался, делал то, что считал нужным. Его интересовал прежде всего результат. Им он остался доволен, даже настроение поднялось.
Сев в машину, приказал шоферу:
— К «Двенадцати апостолам».
«Двенадцатью апостолами» называли первое большое здание, построенное в поселке Магадан в 32-м году, куда заселили первых двенадцать начальников, прибывших с «материка» на сооружение великого треста Дальстрой. Оно и по сей день стояло в самом центре теперь уже разросшегося города неподалеку от бухты Нагаева, только на данный момент в нем располагался штаб оперативных служб, вотчина подполковника Сорокина.
В тот же вечер заключенного Журавлева переправили в одиночную камеру центральной больницы.
Челданов возвращался домой в плохом настроении. Дела шли как обычно, и повода для расстройства вроде бы не имелось. Но он беспокоился за жену.
— Что-то ты сегодня дерганый, Харитоша?
— Есть основания. Хозяин лично тебе доверил набор людей. Он хочет собрать команду неординарных личностей, не совместимых по всем параметрам, не способных сойтись характерами и не имеющих общих интересов. А что мы имеем? Банду уголовников?
Лиза, раскладывавшая пасьянс, бросила карты на стол.
— Это ты считаешь их бандой уголовников. Я не хуже тебя в людях разбираюсь. Шестнадцать лет живу среди зеков, а могла бы все это время по столичным театрам и ресторанам разгуливать. На фронт бы ушла фашистов бить и, если бы с войны живой вернулась, гордилась бы собой. Женщины авиаполками командовали, звезды героев получали, а я в дерьме копалась. За каждого своего зека я в ответе. Глеб Шабанов — летчик, герой. Настоящий мужик. Концлагерь пережил, восемь побегов, десять сбитых самолетов. В результате новый лагерь. Родион Чалый — лучший трюкач. Артист! Ты знаешь его историю? Мужик талантлив и спортивен, силен и ловок. Так вот, у него мечта была: получить настоящую роль в кино. В тот день, когда его арестовали, ему сценарий принесли. Он должен был получить главную роль и играть такого, как Шабанов. Летчика, подбитого над вражеской территорией и попавшего в плен. И он попал. В жизни, а не в кино.
— Он убийца!
— Нет, Харитоша. Он судья. Приговорил к смерти убийц своей жены и привел приговор в исполнение.
— Зато Кострулев собственноручно прибил двух человек. Умышленно. Он тоже герой?
— Ювелир. Вор по призванию, и никого он не убивал. Я в этом уверена. Шнифер — элита воровского мира, на мокруху такие не идут. Ты это сам знаешь. Человек два месяца в каменном мешке выдержал. Плевать он хотел на смерть. Он смеется над ней. А монах, по-твоему, тоже уголовник?
— Монаха тебе сам Белограй подсунул. А сегодня Сорокин команду пополнил. Следователь по особо важным делам с Лубянки. Учебники по криминалистике писал. Вот он-то точно не найдет общего языка с блатными. Я его переправил в спецприемник. Князя видела? Пенжинского.
— Завтра с ним разберусь. К такому гусю подготовленной ехать надо.
— Хорошо. Но, Лиза, уголовников с нас хватит. Вокруг мамонтов полно, а ты комаров ловишь. Обидно. Священник, следователь — люди неординарные, а находят их другие. Найди председателя колхоза, крестьянина, кулака. Они до сих пор сидят, им же каждый год по десять накидывали. Начинали с «трех колосков». Помнишь, сколько их шло по разнарядке: «Семь, восемь, тридцать два». Разбавь уголовщину деревенщиной. И почему ты только русских отбираешь? А где прибалты?
— Они все фашисты.
Я их ненавижу.
— Ты не женихов себе выбираешь.
— Мы не знаем, Харитоша, кого и для чего набираем. Но чует мое сердце, мне еще придется с ними встретиться.
— Глупости. Покопайся в делах повнимательнее. Артист есть, поп есть, летчик есть, вор есть, князя откопали и следователя на всю банду нашли. Кого еще? Думай. Ты же умная, Лизок. Белограй в любую минуту может потребовать отчета. С него станется — рожу скривит и всех в зону отправит. Ему угодить трудно.
— Не дам! Я за каждого своего кандидата драться буду.
— Против царской воли не попрешь.
Челданов обнял жену, прижал к груди. Лиза резко вырвалась и ушла в другую комнату.
— Выполнять!
Трясущегося, как гитарная струна после пьяного аккорда, парня в бушлате подвели к саням и подтолкнули под костлявый зад. Он птицей влетел на мягкий настил. Тулуп откинулся, и он увидел черную переливающуюся на складках кожу, потом лисью шапку с двумя хвостами и черные, прожигающие насквозь глаза.
— Женщина! — ахнул парень.
Рука у женщины оказалась сильной, в момент пригвоздила к месту и снова скрылась под тулупом.
Колокольчики забренчали, и караван тронулся в путь.
— Как тебя звать, каторжанин?
— И-1522.
— Имя есть?
— Иваном зовут.
— Если ты Иван, то я Клеопатра.
— По паспорту Иван.
— Ну а полное имя?
— Иван Соломонович Грюнталь.
— Вот так оно больше на правду похоже. Кто по профессии?
— Одессит.
— Чем занимался на воле, одессит?
— Был студентом, биндюжником, пел куплеты в кабаках, шастал по Привозу, щипачил.