– Ну что ты к дивану прилипла? Ты ж богемная женщина…
– Мама всегда говорила, что “богема” слово бранное и меня к нему не приучила.
– Мама человек мудрый, но недопонимает.
Серафима слонялась по квартире и насвистывала, чем очень меня раздражала.
– Прекрати, – сказала я. – Все деньги высвистишь.
– Откуда ж им теперь – взяться? Ох, горе‑горькое, и квартира‑то уже как чужая…
– Что за упаднические настроения? – возмутилась я. – Кто советовал держать хвост по ветру?
– Удержишь тут, как же. Сегодня, между прочим, понедельник.
– Я могу позвонить своему плешивому бизнесмену, – предложила я и покраснела. – Это ты на меня дурно влияешь. Встряхнись. Хочешь, махнем километров пятьдесят на велосипедах или поднимемся на Эверест?
– Не хочу.
– Хорошо, пойдем в ресторан. Серафима махнула рукой, поразмышляла и сказала:
– Он должен клюнуть. Мужик он, в конце концов, или нет?
– Ты меня спрашиваешь? – удивилась я.
Тут в дверь постучали, я испугалась, а Серафима нахмурилась.
– Кто это?
– Понедельник, – напомнила я. Тетка замысловато выругалась и пошла открывать. Входная дверь хлопнула. Услышав голос Владимира Петровича, я облегченно вздохнула. Он прибыл не один. Рядом сиял улыбкой Илья Сергеевич Тарханов с тремя белыми розами в руках. Положительно, он имел виды на Серафиму. Приняв розы, та милостиво протянула руку и сказала:
– Что ж, проходите. – Теплоты в ее голосе было как в мороженой рыбе. Илью Сергеевича это не смутило, он продолжал улыбаться так же лучезарно.
– Вы в подъезде столкнулись? – поинтересовалась Серафима.
Владимир Петрович хмыкнул и ответил миролюбиво:
– Не угадала. Налицо тайный сговор.
– Интересно. С чем пожаловали?
– А просто так нельзя?
– Просто так мне недосуг. Скорбит душа. С мебелью прощаюсь.
– А я, можно сказать, по делу, – заговорил Илья Сергеевич, наблюдая за тем, как Серафима ставит цветы в вазу. – Хочу вам предложить работу у себя.
– С чего это вдруг? – очень натурально удивилась тетушка.
– Мне нужен хороший специалист.
– Хороший это не про меня. Хороший за долги квартиру не продает.
Серафима села в кресло, сверля Илью Сергеевича взглядом.
– Чаю хотите? Лика организует.
– Нет‑нет, спасибо, – отказался Тарханов, чем очень меня порадовал, подниматься с дивана совершенно не хотелось.
– А ты чего это домой не спешишь? – накинулась тетушка на Владимира Петровича.
– Катерина с девчонками к теще уехала, в деревню. Парень я теперь холостой, Илья Сергеевич поманил, я и купился.
– Вот оно что. Если вы холостые сегодня, может, женщин в ресторан пригласите?
– Ты, Серафима, совесть имей, – укорил тетушку Владимир Петрович. – С моей‑то зарплатой по ресторанам шляться?
– А почему бы и нет? – обрадовался Тарханов. – По‑моему, отличная идея. Я уже не помню, когда в последний раз был в ресторане.
– Серьезно? – фыркнула Серафима.
– Серафима Павловна, я ведь за тот случай уже извинялся, – тихо сказал Илья Сергеевич. – Помилосердствуйте, вспомните пословицу: лежачего не бьют.
Серафима поразмышляла, разглядывая потолок, потом кивнула:
– Ладно, мужики. Катим в ресторан.
– Да ну его, – заскучал Владимир Петрович.
Катим в ресторан.
– Да ну его, – заскучал Владимир Петрович. – Давайте ко мне, посидим как люди, я вас пельменями накормлю. – Мы засмеялись, а он обиделся. – Хорошие пельмени, жена сляпала.
– Катька твоя отродясь ничего путного сляпать не могла, так что придется тебе потратиться.
– Куда прикажете? – поинтересовался Илья Сергеевич, поднимаясь.
– В “Узбекистан”, – ответила Серафима, чем вызвала легкое замешательство у мужчин.
– Ну вот, – вздохнул Владимир Петрович. – Дался тебе этот притон…
– Ничего, на подопечных своих посмотришь. Живут не тебе чета. Собирайся, радость моя, – повернулась она ко мне. – Мужики приглашают, грешно отказываться.
Подавив тяжкий вздох, я поднялась с дивана.
"Узбекистан” радовал глаз цветными витражами и таинственным полумраком. Мы устроились в нише, напоминающей беседку, и стали смотреть по сторонам.
Публика была обычной, ресторанной. Серафиме очень скоро надоело таращить глаза, и она пристально посмотрела на меня. Я тосковала о покинутом диване. Однако очень скоро тоска сменилась удивлением при виде сокрушительной щедрости Ильи Сергеевича. Съесть все я и за неделю бы не смогла, но все равно порадовалась.
Где‑то через полчаса в зал ввалилась шумная компания человек в пять. Официантки засуетились, публика насторожилась, а тетка Серафима нахмурилась.
– Кто это? – спросила я, догадываясь, каким будет ответ, и не ошиблась.
– Катков‑старший. Вон тот, у окна, в сером костюме.
На Юрика Каткова стоило посмотреть. Выглядел он роскошно и сам себе нравился. Наверное, многие женщины сочли бы его красавцем, конечно, те, кому по душе подобные типы. Гладко зачесанные назад волосы, золотые запонки, бриллиантовая булавка в галстуке величиной с куриное яйцо – голливудский гангстер, да и только. Чувственные губы презрительно кривились, а глаза невероятной яркости и голубизны взирали на мир с наигранным равнодушием.
– По дружку соскучилась? – съязвил Владимир Петрович.
– Что б ему пропасть, – в сердцах ответила Серафима.
Дальше стало еще интересней. Не прошло и часа, как в зале появился еще один тип. Я вряд ли бы обратила на него внимание, но Серафима вдруг подпрыгнула на стуле и начала вращать глазами, так что мне волей‑неволей пришлось заинтересоваться.
Тетушкины прыжки объяснялись просто: в ресторане появился Циркач. Тут надо пояснить, что, возникая перед ним прекрасным видением, я так погружалась в образ, что рассмотреть его как следует не имела возможности. Теперь случай представился.
Циркач меня разочаровал. В нем не было ничего особенного. По нынешним меркам невысокий, широкоплечий, простоватое лицо, короткая стрижка. Обычный парень, каких тысячи. В ресторан он пришел в спортивном костюме. Подбрасывая ключи от машины и насвистывая, направился к столику в противоположном углу, где шумно отдыхала компания молодых ребят. Судя по всему, приехал он для того, чтобы с кем‑то увидеться. Хотя у него и было тяжелое детство, но я отказывалась верить, что он считает возможным появляться здесь в таком виде. Циркач разговаривал с бритым наголо здоровяком, слегка наклонившись к ь? его уху, и тут, надо полагать, увидел нас. Глаза Серафимы загорелись дикой радостью.
Циркача приглашали остаться, поначалу он качал головой, отказывался, но вдруг передумал. Устроился за столом, поглядывая в нашу сторону.
– Это судьба, – прошипела Серафима.
– Чему радуешься? – разозлилась я. Наши мужчины повели ушами. – А в чем дело? – спросил любопытный Илья Сергеевич. Верный друг ухмыльнулся, но промолчал. Ответила Серафима:
– Лика увидела знакомого.