На следующий день мне все‑таки пришлось поговорить с лысым дядькой в очках, который задавал каверзные вопросы. Я честно отвечала на большинство из них. Остальные попросту игнорировала.
Как и куда исчез Стариков Юрий Петрович, для всех оставалось тайной. Наташка в тот же день попробовала ее разгадать и обрушила на меня град вопросов. Я и не думала на них отвечать, вместо этого задала свой:
– Ты на машине?
– Спятила? Она вторую неделю без резины.
– Свистнули, что ли?
– А как же, только называется это «разули». И я тебе про машину рассказывала.
– Наверное. Только я забыла. Извини. Придется нам с тобой на троллейбусе ехать.
– А как же твоя? – насторожилась Наташка.
– А мою, наверное, тоже разули. – Мы как раз выходили из подъезда.
– Ты издеваешься, что ли? – разозлилась она.
– Я бы рада… – договорить мне не удалось, моя машина стояла на своем обычном месте. Я кивнула и добавила:
– Пошутила, чего ж сразу злиться?
– Не до шуток мне после такой ночки, – посетовала Наташка. – Как думаешь, заведется?
– Кто ее знает. Попробовать всегда стоит. – Мы сели, я повернула ключ зажигания, и машина завелась.
– С полтычка, – уважительно заметила подружка и посмотрела как‑то туманно.
– Мы сегодня сделали доброе дело, и Господь решил нас порадовать, – виновато сказала я.
– Замучаешься с добрыми делами, а новый аккумулятор так и не получишь, – рассвирепела она. – Рассказывай все, как было.
– Не буду, – покачала я головой. – Нам еще на разные вопросы отвечать, а ты дама жутко разговорчивая. Не знаешь – не проболтаешься.
Наташка подумала и согласно кивнула. Женщина она мудрая.
Водитель отчаянно сигналил. Я уже представила лица своих подруг: «Надо же, только отпуск отметили…» После дружеского поцелуя с «КамАЗом» штопать меня будет бесполезно, кому ж знать, как не мне… Я заорала и, вывернув вправо, каким‑то чудом втиснулась между двумя грузовиками.
– Мама моя, – шептала я, тормозя у обочины. От пережитого ужаса все части тела существовали как бы сами по себе, не желая работать слаженно.
Сумасшедший сукин сын тоже съехал на обочину метрах в ста от меня, постоял немного и дальше отправился. А я вдруг поняла: меня только что пытались убить.
Вышла из машины, спустилась с обочины и прилегла на зеленой травке. Нашла в сумке таблетки и проглотила сразу две.
«Давай без истерик, – рассудительно посоветовала я сама себе. – С чего это кому‑то тебя убивать? Сумасшедший сукин сын, который ездить не умеет, чуть не загнал тебя под „КамАЗ“.
– С чего это кому‑то тебя убивать? Сумасшедший сукин сын, который ездить не умеет, чуть не загнал тебя под „КамАЗ“. Таких случаев каждый год по сотне. Потом он, конечно, испугался и притормозил, чтобы убедиться в том, что ты жива и даже не покалечена…» Мысль эта мне понравилась, но тут же явилась другая; тебя хотели убить, и ты даже знаешь почему… Может, не совсем знаю, но догадываюсь. Несколько дней назад я влезла на чужую территорию, где действуют свои особые законы, и вот результат…
Я посмотрела на голубое небо, посокрушалась своей способности ввязываться в неприятности и побрела к машине. Она опять легко завелась, что было неудивительно с новым‑то аккумулятором, а вот двигатель по‑прежнему дымил… Могли бы и его поменять. Если делать доброе дело, так по полной программе.
– Точно, – обрадовалась я.
– Глупые страхи.
– Конечно.
– И нечего тоску нагонять.
– Само собой, только чего ж ты зубами клацаешь?
– Так боязно…
– Вот и мне боязно.
– Маринка, у тебя же отпуск, мотай отсюда в Одессу к Вальке. Она тебя звала. Я резину купить хотела, да черт с ней, бери деньги, кати в Одессу.
– Деньги у меня есть, за отпуск получила. И Валька ждет, обещала обратный билет купить…
– Ну?
– Гну. Одесса город замечательный, но не могу я всю жизнь в гостях прожить.
– А всю и не надо. Ты отпуск поживи. Успокоишься, авось все и переменится.
Наташкины слова произвели впечатление, я потянулась к телефону с намерением звонить в Одессу.
Я достала банку красной икры (черная, кстати, тоже была), вскрыла, взяла ложку и, не торопясь, всю съела, присев на полу и размышляя. Первое, что пришло в голову: вернулся мой бывший муж, Но как‑то эта мысль мне не показалась. Во‑первых, с чего бы ему вот так вернуться, а во‑вторых, опустошить холодильник он, конечно, способен, но заполнить первоклассным продуктом нет и еще раз нет.
Может, кто‑то временно жил в моей квартире и в знак признательности оставил все это? Ключи были у Наташки, но она сама, при всей своей душевной щедрости, на такое не годилась.
Ну и что я должна думать? Кто‑то перепутал мой холодильник со своим? Мне захотелось съесть банку черной икры, но, поразмышляв, я отказалась от этой мысли: если все это не дурацкий розыгрыш, то удовольствие лучше продлить.