– Спятила, – растерялась Наташка. – Что значит вывезем? Его место в больнице. И куда мы его перевезем, к тебе на квартиру? Можно, конечно, ко мне, да соседи на стенку полезут, скажут, опять мужика притащила.
– Он мне адрес дал… Подменишь меня, я мигом…
– Маринка, это не наше дело… В конце концов, ты можешь ошибаться.
– Точно, только проверять, так ли это, охоты нет никакой. Если мы его вывезем, у него появится шанс.
– Мы его не вывезем, – серьезно возразила она. – Некуда, это во‑первых, во‑вторых, если ты права, то они наверняка следят за больницей. Нас засекут и убьют вместе с ним.
– Точно. Поэтому мы спрячем его здесь, в больнице, в терапии, в платной палате. Ночью туда никто не сунется, свет можно не включать, а ключ возьмем с собой.
– А если ему станет хуже?
– Рискнем.
– Ты понимаешь, что это подсудное дело?
– Жизнь человеку спасти?
– Маринка, менты говорят, он бандит.
– Ага. Мы будем сидеть и ждать, когда его убьют.
– Позвони в милицию.
– Да им плевать… Ладно, не суйся. Помоги мне переложить его на каталку, а дальше я сама.
– Дура, мать твою… – рявкнула Наташка и шагнула к двери.
– Да знаю я, знаю… А душа тоскует… Не делом мы занялись.
Дослушивать я не стала, выскользнула из палаты и вернулась в отделение. Стул возле первой палаты по‑прежнему пустовал. Я прошла по коридору. Дверь на лестничную клетку была открыта. Спустилась на первый этаж. Возле подъезда на скамейке сидели две молодые женщины и курили. Пришлось напомнить им о режиме. Очень неохотно они отправились в палату. Я заперла дверь на засов, впервые согласившись с начальством, что дисциплина в больнице заметно упала.
Поднялась в отделение, заперла дверь на ключ и даже несколько раз толкнула ее плечом. Не будут же они брать отделение штурмом? Иди будут?
Мордастый парень сидел на третьем посту и хихикал с медсестрой.
– Прошу прощения, – сухо сказала я. – Но ваше место возле первой палаты.
– Да ладно… – начал он, но под моим ледяным взглядом поднялся и неторопливо зашагал к своему посту. Медсестра притихла и стала что‑то искать в столе. Ну вот, сегодня я у всех вызываю отрицательные эмоции.
Я прошла по отделению, заглядывая в палаты. Беспокойство меня не отпускало, я чувствовала себя как в осажденной крепости. Вернулась встревоженная Наташка.
– Дверь заперла?
– Конечно. Как ты велела. И вышла через первый пост. Ох, и получим мы по ушам…
– Не канючь. Ты здесь вообще ни при чем.
– Как бы не так, – разозлилась она.
– Ладно, я поехала. Надеюсь за час обернуться. Только бы без сюрпризов… Справишься?
– Куда ты едешь?
– Цыганский поселок…
– Куда? – вытаращила она глаза.
Только бы без сюрпризов… Справишься?
– Куда ты едешь?
– Цыганский поселок…
– Куда? – вытаращила она глаза.
– Долго объяснять… Если что, звони в милицию. На этого типа, что у палаты тоскует, надежды никакой.
– У него пистолет есть, сама видела.
– Идем. Выпустишь меня и дверь запрешь.
Я сбросила халат, прихватила сумку и покинула больницу через приемный покой.
Было еще светло, но в кустах у стоянки сгустились сумерки, и идти туда не хотелось. Я зябко поежилась. А если за мной следят? Ладно валять дурака, одернула я себя. С какой стати им за тобой следить?
Тут я подумала о машине и глухо застонала. А что, если она не заведется, на буксире таскать? Объясняй потом, по какой надобности и куда меня в рабочее время нелегкая носила. Я устроилась на сиденье, сделав несколько весьма дельных замечаний своей машине. Она неожиданно прониклась, потому что завелась сразу. Мысленно перекрестившись, я рванула с места.
Дорога была каждая минута, но ехать через лес я все‑таки не рискнула. И изводила себя дурными мыслями. По существу, пытаясь спасти одного человека, я рисковала жизнями других. Ладно, там Наташка, кое‑что она умеет не хуже меня, хоть и любит иногда прикидываться.
То и дело поглядывая в зеркало заднего обзора, я вылетела на шоссе. Про пост ГАИ, конечно, забыла. Страж дороги выпорхнул из тени будки, но, опознав мое транспортное средство, демонстративно отвернулся. Я попыталась выжать из машины все, на что она теоретически была способна.
Так называемый Цыганский поселок находился за железнодорожным переездом. Сбившиеся кучей несколько домов на отшибе, асфальта здесь не было, а само место пользовалось дурной славой. По доброй воле я бы ни за что сюда не сунулась.
Переезд был открыт, еще одна удача. Слева высились здания химкомбината, а дальше начиналась дикая территория, без уличного освещения и прочих благ цивилизации.
Тут я сообразила, что точного адреса у меня нет. Мало того, я даже не знаю, кого ищу. Неведомый «он», который должен спасти жизнь человеку, тоже мне незнакомому. Я почувствовала себя дурой, но отступать было поздно: надо попытаться отыскать Алену, а там посмотрим….
Я въехала на единственную в поселке улицу, хотя назвать ее улицей было нельзя. По какому принципу здесь располагались дома, не понять самому Господу Богу. Меня встретили сумерки, лай собак и полное отсутствие граждан на улице. Покидать машину было страшно, а кричать «Алена» глупо. Впору разреветься или плюнуть на эту затею и вернуться в больницу. В конце концов, есть милиция и им за что‑то платят деньги.
Искушение было весьма велико. Тут хлопнула калитка, и справа возник мальчишка лет семи с пушистым котом на руках.
– Мальчик, – обрадовалась я, – где здесь живет Алена?
Мальчишка нахмурился, подозрительно глядя на меня и мою машину.
«А если здесь не одна Алена?» – с опозданием подумала я.
– Зачем она вам? – наконец спросил мальчишка.
– У меня к ней важное дело, – заискивающе пояснила я и добавила:
– Честно.
– Поезжайте за мной, покажу.
Через несколько минут мы оказались возле садовой ограды. Мальчишка подошел к калитке и, не обращая на меня внимания, исчез в саду. Я стала ждать. Прошло минут десять, не меньше, наконец появилась женщина. Ничего цыганского, как и в мальчишке, в ней не было. Обыкновенная женщина лет тридцати в цветастом халате. Я обрадовалась, но, как выяснилось, рано.
– Чего вам? – хмуро спросила она.
– Я ищу Алену.
– Ну, я Алена, и что?
– А другой здесь нет? – насторожилась я.
– Вам чего надо?
– Так есть или нет?
– Нет.