У Джека двое детей, у Паг – трое, у нас с Джоди, если считать на данный момент, один и семь восьмых ребенка.
– Кстати, как чувствует себя Джоди?
– Отлично. Мы уже включили систему предстартового отсчёта. Считают, что у нас будет девочка.
– Помнится, ты говорил, что бабушка помогла вам всем троим получить образование? – сказал Квиллер.
– Да, мой дед разорился. Она презирала его, поэтому плата за наше обучение была своего рода унижением для отца, а не щедростью, проявляемой по отношению к нам. По крайней мере так говорила моя мать.
– Ещё кофе, Джуниор?
– Полчашки, пожалуйста, а то мне надо в редакцию. Ей-богу, как хорошо дома! Две вещи поразили меня в <Парке розового заката>. Первое – это то, что управление парка выкупило передвижной бабушкин дом за четверть цены, которую она за него заплатила. Вилмот посоветовал мне смириться с этим, дабы не увеличивать своих расходов.
– Что ещё?
– У бабушки появилась страсть к собачьим бегам! Ты в состоянии вообразить степенную, изящную пожилую даму у окошка тотализатора, делающую двойную ставку на номер пять в шестом забеге?
– Кто тебе об этом рассказал?
– Соседка, которая первой обнаружила тело.
– Ты долго беседовал с ней?
– Она сама не своя поболтать, да мне было некогда. Я стремился поскорее попасть домой, к семье.
Квиллер разгладил усы.
– Я всё время думаю о том, что мог бы составить неплохое жизнеописание Эвфонии Гейдж, – сказал он. – Здесь полно людей, которые хорошо знали её и которые не прочь поделиться своими воспоминаниями. Кроме того, можно позвонить той даме, её соседке в парке. Кстати, как её зовут?
– Робинсон. Селия Робинсон.
– Как ты думаешь, она согласится поговорить со мной?
– Да она заговорит тебя до смерти! Готовься получить солидный счётик за телефонную болтовню.
– Ты полагаешь, что я совсем уж простофиля. Я поручу оплатить счёт редакции.
Прощаясь, Джуниор сказал:
– Квилл, я, кажется, понял, почему бабушка поступила именно так. Она верила в перевоплощение душ, и, видимо, ей наскучило играть в нарды, поэтому она решила перейти в другую жизнь. Ты считаешь, что все это вздор?
Странный звук раздался из-под кухонного стола.
– Что это? – удивился Джуниор.
– Это Коко, – пояснил Квиллер, – они с Юм-Юм сидят под столом и ждут своей доли пончиков.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Стоило Джуниору заговорить о перевоплощении душ как о причине, побудившей Эвфонию совершить самоубийство, кошачье мурлыканье под столом стало звучать протестующе и даже враждебно.
– Ты не разделяешь эту мысль, – обратился Квиллер к Коко, после того как Джуниор ушел, – я тоже. Мы кое-чего не знаем об этой даме, увы, но хотелось бы узнать.
Три пончика и две чашки кофе лишь возбудили аппетит Квиллера, и он направился в закусочную Луизы с намерением подзаправиться гречневыми блинами с канадским беконом и кленовым сиропом и запить все это двойным элем. Луиза сама сегодня обслуживала посетителей, и, когда она принесла ему заказ, он заметил, что блины выглядят как-то необычно. Он осторожно попробовал их.
– Луиза, – позвал он, – что с блинами?
Перед тем как забрать со стола тарелку, она бросила на блины беглый взгляд.
– Вам подали блины из овсяных отрубей, которые заказала миссис Тудл!
И схватив тарелку, она перенесла её на другой стол, мгновенно вернувшись к Квиллеру с его заказом.
– Эти выглядят получше? – спросила она.
– Вам подали блины из овсяных отрубей, которые заказала миссис Тудл!
И схватив тарелку, она перенесла её на другой стол, мгновенно вернувшись к Квиллеру с его заказом.
– Эти выглядят получше? – спросила она. – Миссис Тудл только помаслила их и полила медом, но ещё не начала есть.
В этом заведении такое происшествие не считалось чем-то из ряда вон выходящим: в отношениях между посетителями и персоналом господствовала простота. Все знали Луизу как неутомимую труженицу, которая, имея собственное дело, работала не покладая рук, при этом могла весело подшутить над клиентами, а то и серьезно поддеть кого-нибудь из них. На протяжении тридцати лет она кормила значительную часть Пикакса, тех, кто работал в деловой его части, и постоянные посетители закусочной частенько скидывались, собирая деньги на ремонт здания ещё с той поры, как <скаредная старуха>, владелица дома, перестала заботиться о том, чтобы поддерживать его в порядке. Квиллер и сам дважды опускал по двадцатифунтовой банкноте в жестяную банку для пожертвований.
– Ну что, вы лишились хорошего клиента? – спросил он Луизу, когда она подала ему счёт.
– Кого именно?
– Эвфонии Гейдж.
– Ах, вы об этой старой ведьме? Да она была слишком высокомерной, чтобы ходить сюда. – Луиза презрительно повела плечами. – Она присылала за арендой своего управляющего. А когда был жив её супруг, он приходил за платой сам, и я всегда угощала его хорошей порцией говяжьего ростбифа с хреном. Прекрасный был человек! Если в этот день у меня не хватало денег, он не возражал против того, чтобы зайти ещё раз.
– И снова получить ростбиф? – улыбнулся Квиллер.
– Бросьте! – резко оборвала его Луиза; лицо её при этом выражало и несогласие с замечанием Квиллера, и восхищение от того, что это могло оказаться правдой.
По дороге домой Квиллер обдумывал, как он напишет жизнеописание бабушки Джуниора. Название, возможно, будет такое: <Несколько шляпок миссис Гейдж>. Одновременно и щедрая, и прижимистая, элегантная и аскетичная, остроумная и непредсказуемая, грациозная и надменная, бывшая танцовщица отличалась снобизмом, имела отличное здоровье и была <пурпуристкой> – это слово он придумал сам.
Дома, сидя за письменным столом и систематизируя материалы для жизнеописания, он вдруг заметил, как Коко выскользнул из библиотеки, держа что-то в зубах. Тяжелая походка, наклоненная голова и горизонтально вытянутый хвост свидетельствовали о том, что он занят весьма серьёзным делом. Као Ко Кун не ловил мышей, оставив это занятие Юм-Юм, но сейчас в его походке и облике было что-то хищническое, и Квиллер, неслышно ступая, последовал за котом, направлявшимся к кухне. Когда расстояние позволило, Квиллер схватил Коко под брюшко и приказал:
– Брось эту мерзкую штуковину!
Коко, редко воспринимавший приказы с готовностью их исполнить, изогнулся в его руках, ещё сильнее сцепил зубы, удерживая добычу, и затряс головой, не давая разжать себе челюсти. Квиллер принялся сладким голосом уговаривать его:
– Коко, хороший… ну отдай… Ну отдай, мой мальчик! – Он гладил и почесывал бархатное горло кота до тех пор, пока тот не почувствовал неодолимой потребности лизнуть себе нос.
– Так вот это что! – воскликнул Квиллер, хватая добычу.
Это был зубной протез, двухсторонний бюгель, половинки которого соединялись серебряной мостовой перемычкой. Безусловно, такое сокровище заняло бы достойное место в коллекции под кухонным столом.
Предметы, которые Юм-Юм с обворожительным кокетством выуживала из карманов или корзин для ненужных бумаг, а потом прятала за диванными подушками, относились, конечно же, к разряду игрушек. Коко, не в пример ей, был серьёзным коллекционером. Квиллер сравнивал добытые им предметы с трофеями археолога, который, собрав воедино все обнаруженные кусочки, обломки, может воссоздать социально-исторический путь, пройденный, например, династией Гейджев.