Вид у Минны подавленный и напуганный. Она то сидит у окна, словно ожидая налета полиции, то разочарованно заглядывает Франку в глаза: он весь поглощен насморком, который, кажется, подхватил.
Сам Франк накачивается аспирином, пускает капли в нос и упрямо уходит в чтение.
Мицци наверняка ждет его. Франк уже не раз - особенно после ухода Хольста - взглядывал на будильник, висящий над плитой, но так и не двинулся с места. В квартире все как обычно: шаги взад-вперед, голоса за дверьми, знакомые звуки за стеной. Тем не менее Франк сегодня любопытства не проявляет - на стол не лезет, в форточку не смотрит. Даже когда Минна нагишом, прикрываясь ладошкой, выскакивает с безумным видом на кухню за горячей водой для грелки, он не обращает на нее внимания.
Тем не менее с наступлением темноты он все-таки оделся. Прошел мимо квартиры Хольстов, хотя головой мог бы поручиться, что дверь дернулась: за ней стояла Мицци, готовая отпереть. Но Франк невозмутимо проследовал дальше, покуривая ментоловую сигарету.
Кромер появился у Леонарда лишь после семи. Он силился скрыть возбуждение.
- Я видел генерала.
Франк ухом не повел.
Кромер назвал очень крупную сумму.
- Половина тебе, половина мне, тех двоих беру на себя.
Кромер уже пытается держаться с ним по-прежнему - как важный и страшно занятой человек.
- Мне шестьдесят процентов, - отрезает Франк.
- Идет.
Кромер все-таки надеется обвести приятеля: Франк не увидит генерала и не узнает, сколько тот заплатил.
- Ладно, согласен на пятьдесят, как уговорились.
Только в придачу зеленую карточку.
У Кромера такой нет. И если Франк потребовал ее, то лишь потому, что это вещь, которую труднее всего достать. Этот документ видят только издали, в чужих руках.
Люди типа Ресля, вероятно, получают его, но показывать без нужды остерегаются. В порядке важности пропуска распределяются так: сперва пропуск для машины, затем разрешение не соблюдать комендантский час, наконец, допуск в известные зоны.
Зеленая карточка с фотографией и отпечатками пальцев, подписанная командующим войсками и начальником политической полиции, обязывает власти не препятствовать предъявителю в "выполнении его задачи". Иными словами, никто его не вправе обыскать. При виде зеленой карточки патрули испуганно вытягиваются и на всякий случай приносят извинения.
Самое удивительное, что до сегодняшней встречи с Кромером Франк ни о чем подобном не думал. Мысль о карточке осенила его, когда они говорили о дележе барыша и Франк ломал себе голову, какое бы выставить требование понеслыханней.
И странно! Остолбеневший на секунду Кромер, придя в себя, не покатился со смеху, не заартачился.
- Ладно, поговорю.
- Дело за генералом. Хочет - пусть берет, не хочет - не надо. Если интересуется часами, значит, сделает что нужно.
Зеленая карточка будет - Франк в этом убежден.
- Как малышка?
- Ничего нового. Помаленьку.
- Было у тебя с ней еще что-нибудь?
- Нет.
- Уступишь ее?
- Может быть.
- Она не слишком худая? Опрятная?
Теперь Франк, в общем, уверен, что история с девушкой, задушенной на гумне, - чистая выдумка.
Хотя ему-то что? Он презирает Кромера. Забавно думать, что такой человек будет из кожи лезть, чтобы достать ему зеленую карточку, которую не посмел попросить для себя самого!
- Скажи, кто этот твой Карл Адлер?
- Ваш водитель? По-моему, инженер по радио.
- Чем занимается?
- Работает на них: пеленгует подпольные передатчики.
- Парень надежный?
- Спрашиваешь!
И Кромер возвращается к своей навязчивой идее:
- Почему ты не приведешь ее сюда?
- Кого?
- Малышку.
- Я же сказал: живет с отцом.
- Подумаешь, помеха!
- Посмотрим, может, и приведу.
Люди, несомненно, думают, что он - крепкий орешек.
Его характер пугает даже Лотту. А он способен неожиданно размечтаться, вот как сейчас, когда он с подлинной нежностью вглядывается в зеленое пятно. Ничего в этом пятне нет. Это просто задний план декоративного панно в кабаке Леонарда. Оно изображает луг, где отчетливо выписана каждая травинка и у каждой маргаритки положенное число лепестков.
- О чем задумался?
- Я не задумался.
Тот же вопрос задавала ему еще кормилица и, в свой черед, обязательно повторяла мать, навещая его по воскресеньям:
- О чем ты думаешь, мой маленький Франк?
- Ни о чем.
Отвечал он сердито, потому что не любил, когда его называли "мой маленький Франк".
- Послушай, если я выцарапаю тебе зеленую карточку...
- Выцарапаешь.
- Хорошо, допустим. Можно будет тогда оторвать что-нибудь интересное, а?
- Наверное.
***
В этот вечер Франк убедился, что мать поняла. Вернулся он рано: у него действительно начиналась простуда, а болезней он всегда побаивался. Женщины сидели в первой от входа комнате, которая именуется салоном.
Толстая Берта штопала чулки. Минна прижимала к животу грелку, Лотта читала газету.
Все три были неподвижны, так неподвижны и молчаливы, что казались в притихшем доме фигурами с картины, и оставалось лишь удивляться, если они все-таки раскрывали рот.
- Уже пришел?
В газете, видимо, сообщили об участи старой барышни Вильмош. Шумихи не подняли: теперь каждый день происходит что-нибудь в этом роде. Но будь в заметке всего несколько строк и помещайся она на последней полосе, Лотта и тогда не пропустила бы ее: она никогда не пропускает ничего, что касается знакомых.
Что-то она поняла, остальное - угадала. Наверняка вспомнила даже возню, которую сын с Минной подняли ночью: для нее, досконально знающей мужчин, подобные детали имеют четкий смысл.
- Ужинал?
- Да.
- Хочешь чашку кофе?
- Благодарю.
Сын внушает ей страх. Она как бы с опаской ходит вокруг него, хотя это не слишком бросается в глаза и она сама толком этого не сознает. Так, в сущности, было всегда.
- У тебя насморк.
- Да, простудился.
- Тогда выпей грогу, а хочешь - поставлю банки.
На грог Франк согласен, на банки - нет.