- Идем на кухню. Ждать будешь там. Кухня у нас - святая святых.
Франк зубоскалит, словно пьяный, но стопка, которой он чокается с Кромером, - первая за весь день. К счастью, его приятель об этом не подозревает, иначе совсем перепугался бы.
- Так вот, все произойдет, как я тебе сказал.
- А если она включит свет?
- Ты часто видел, чтобы девушки зажигали свет в подобных обстоятельствах?
- Но вдруг она заговорит, а я не отвечу?
- Не заговорит, - отрезал Франк.
Даже эти десять минут тянутся слишком долго. Он следит за их бегом по циферблату будильника над плитой.
- Запоминай дорогу - пойдешь-то ведь в темноте.
Иди сюда. Видишь, где кровать? Сразу за дверью бери вправо.
- Понятно.
Франк вынужден выпить еще стопку, не то он сам скиснет. А скисать никак нельзя. Он все рассчитал с детской дотошностью, и все должно идти как часы.
Это невозможно объяснить, растолковать - нечего и пытаться. Но ему обязательно нужно, чтобы его затея осуществилась, иначе он не обретет покоя.
- Запомнил?
- Да.
- Сразу за дверью вправо.
- Да.
- Гашу.
- А сам где ты будешь?
- Здесь.
- Слово, что не сбежишь?
И подумать только, что дней десять назад он смотрел на Кромера как на старшего, более сильного - короче, как на мужчину, а себя считал чуть ли не мальчишкой!
- Чего ты из мухи слона делаешь? - презрительно цедит он, чтобы подогреть решимость в Кромере.
- Да что ты, старина! Я же о тебе беспокоюсь. Я тут ничего не знаю и не хочу, чтобы...
- Тес!
***
Она пришла. Как мышка. Чувства Франка настолько обострены, что он слышит, как Минна в своем роскошном халате беззвучно встает с постели и босиком идет к двери подслушивать. Значит, она с кровати уловила, как открылась и закрылась дверь Хольстов. А то, что вслед за этим на лестнице не раздались, как обычно, шаги, побудило ее подняться и пойти посмотреть.
Почем знать - ведь все возможно! - не услышала ли Минна, что дернулась и приоткрылась другая дверь - дверь старого Виммера? Франк убежден: старикан начеку.
Минна этого не знает. Поразмыслив, Франк приходит именно к такому выводу: не знает, иначе, испугавшись за него, непременно прибежала бы предупредить.
Мицци прошмыгнула по коридору, еле касаясь щербатого пола. Постучалась, верней, поскреблась в маленькую комнату.
Франк заранее выключил свет. Им же нельзя говорить громко: Кромер услышит.
- Я здесь, - шепчет девушка.
Он чувствует, как она напряглась в его объятиях.
- Ты этого хотел, Франк?
- Да.
Дверь за ней он закрыл, но дверь в кухню остается приотворена: правда, Мицци в темноте не может этого видеть.
- И сейчас хочешь?
Они различают только слабый отблеск газового рожка на углу, проникающий в комнату через щель между оконными занавесями.
- Да.
Раздевать ее не приходится. Он только начал, продолжает она сама, молча прижимаясь к спинке кровати.
Раздевать ее не приходится. Он только начал, продолжает она сама, молча прижимаясь к спинке кровати.
Она, должно быть, презирает его, хотя и бессильна подавить в себе любовь. Франк этого не знает и не желает в этом копаться - их слышит Кромер. С трудом выдавливает какую-то чушь:
- Завтра было бы слишком поздно. Твой отец заступает в утреннюю смену.
Она уже, наверно, почти голая, нет, совсем голая. франк ощущает у себя под ногами что-то мягкое - ее одежду и белье. Она ждет. Теперь самое трудное: уложить в постель.
Она ощупью ищет во тьме его руку, что-то шепчет, и впервые его имя звучит с таким выражением, которого Кромер - он же за дверью! - к счастью, не слышит:
- Франк!
Он мгновенно и еле слышно отзывается:
- Я сейчас...
Задевает Кромера, разминувшись с ним в дверях. Чуть ли не вталкивает его в комнату. Закрывает за собой дверь с поспешностью, которую сам затруднился бы объяснить.
И застывает на месте.
Больше нет никого и ничего - ни Лотты, ни Минны, ни города, ни трамваев на перекрестках, ни кино, ни вселенной. Есть только все затопляющая пустота и ужас, увлажнивший потом виски и заставивший левую руку схватиться за сердце.
Кто-то дотрагивается до него, и он лишь отчаянным усилием успевает удержать крик. Он знает: это Минна.
Дверь салона она притворила неплотно, и оттуда брызжет слабая струйка света.
Видит ли Минна Франка? Видела ли в тот момент, когда вошла и вывела его из оцепенения, прикоснувшись к нему, как это делают с лунатиками?
Он молчит. Злится на нее, смертельно ее ненавидит за то, что она не сказала ни слова, не придумала даже какой-нибудь глупости, столь удачно получающейся у женщин.
Вместо этого, такая же бледная и окаменелая, как он, она стоит рядом с ним в тусклом отсвете, не позволяющем различить черты лица, и Франк лишь некоторое время спустя замечает, что рука ее лежит у него на запястье.
Кажется, будто Минна щупает ему пульс. Разве он выглядит больным? Он не позволит ей жалеть его как больного, глазеть на него и дальше, смотреть на то, чего никто не вправе видеть.
- Фра-а-нк!
Кто-то кричит. Это Мицци. Она выкрикнула его имя.
Босая, бросается к двери в коридор, колотит в нее, зовя на помощь или пытаясь спастись бегством.
Франк не двигается с места. Не потому ли, что другая, эта дура Минна, которую он не любит, которую презирает и не ставит ни в грош, все еще не отпускает его руку?
В комнате такой же грохот, какой подняла военная полиция, обыскивая квартиру скрипача. Оба босиком мечутся взад и вперед; Кромер, силясь не терять голову, умоляет:
- Накиньте же на себя хоть платье. Ну пожалуйста!
Клянусь, я вас пальцем не трону.
- Ключ...
Все это Франк вспомнит позднее. Пока что он ни о чем не думает, не шевелится. Он пойдет до конца. Он дал себе слово идти до конца.
Несмотря ни на что, Кромер не утратил самообладания и завладел ключом. Правда, у них горит свет. Розовая его полоска пробивается из-под двери. Кто включил электричество? Мицци? Неужели она случайно нащупала грушу выключателя над изголовьем?
Что они там делают? Уж не дерутся ли? Слышна какая-то возня, непонятные глухие толчки. Кромер, как заигранная пластинка, повторяет:
- Сперва что-нибудь накиньте.