Глава первая
ОТЕЛЬ "МАЖЕСТИК"
Из всех приморских городов на юге Англии Сент Лу, по-моему, самый привлекательный. Он с полным основанием зовется жемчужиной морских курортов и поразительно напоминает Ривьеру. Мне кажется, что побережье Корнуолла по своей прелести ничуть не уступает югу Франции.
Все это я сказал своему другу Эркюлю Пуаро.
- Вы прочитали это вчера на карточке меню, в вагоне-ресторане, мой Друг. Ваше замечание не оригинально.
- Разве вы не согласны?
Он задумчиво улыбался и молчал. Я повторил вопрос.
- Ох, тысяча извинений, Гастингс! Я мысленно отправился странствовать, и, представьте, в те самые края, о которых вы только что упоминали.
- На юг Франции?
- Вот именно. Я ведь провел там всю прошлую зиму и сейчас вспоминал кое-какие события.
Я знал, о чем он говорит. Об убийстве в голубом экспрессе, совершенном при запутанных и таинственных обстоятельствах. Пуаро решил эту загадку с той изумительной проницательностью, которая никогда ему не изменяла.
- Как жаль, что меня не было с вами, - от всей души посетовал я.
- Мне тоже жаль, - ответил Пуаро. - Ваш опыт был бы просто неоценим.
Я покосился на него. Многолетняя практика научила меня не доверять его комплиментам, но на сей раз он, казалось, говорил совершенно искренне. Да и почему бы ему в конце концов не быть искренним? Я и в самом деле отлично разбираюсь в его методах. - И больше всего мне не хватало вашего живого воображения, Гастингс, - мечтательно продолжал Пуаро. - Небольшая разрядка бывает просто необходима. Мой лакей Жорж - восхитительный человек. Иногда я позволяю себе обсуждать с ним кое-какие вопросы. Но он начисто лишен воображения.
Его замечание показалось мне абсолютно неуместным.
- Скажите, Пуаро, - заговорил я, - неужели вас никогда не тянет вернуться к прежним занятиям? Ваша бездеятельная жизнь... - Устраивает меня как нельзя лучше, мой друг. Греться на солнышке - что может быть прелестнее? В зените славы спуститься с пьедестала - можно ли представить себе жест более величественный? Обо мне говорят: "Вот Эркюль Пуаро... великий... неповторимый! Подобного ему никогда не бывало и не будет". Ну что ж. Я доволен. Я больше ничего не прошу. Я человек скромный.
Что до меня, я бы, пожалуй, воздержался от слова "скромный". Тщеславие Пуаро, на мой взгляд, нисколько не уменьшилось с годами. Приглаживая усы, он откинулся в кресле и прямо-таки замурлыкал от самодовольства.
Мы сидели на одной из террас отеля "Мажестик". Это самый большой из здешних отелей. Он расположен у моря и окружен парком. В парке, раскинувшемся внизу, чуть ли не на каждом шагу растут пальмы. Море отливало густой синевой, солнце сверкало с тем искренним пылом, с каким и положено сверкать августовскому солнцу (англичанам, увы, не часто доводится видеть такую картину). Неистово жужжали пчелы, словом, большей идиллии нельзя себе представить.
Мы приехали накануне вечером и собирались провести здесь неделю поистине восхитительную, если судить по первому утру.
Я поднял газету, выпавшую у меня из рук, и снова погрузился в чтение. Политическая ситуация была неопределенной и малоинтересной. Был опубликован длинный отчет о нашумевшей мошеннической проделке городских властей, а в общем, ничего волнующего.
- Любопытная штука эта попугайная болезнь, - заметил я, перевертывая страницу.
- Очень любопытная.
- В Лидсе, оказывается, еще два смертных случая.
- Весьма прискорбно.
Я перевернул страницу.
- А о кругосветном перелете Сетона по-прежнему ничего нового. Отчаянный народ эти летчики. Его самолетамфибия "Альбатрос", должно быть, замечательное изобретение. Жаль будет, если бедняга отправится к праотцам. Правда, надежда еще есть. Он мог добраться до какого-нибудь острова в Тихом океане. - Жители Соломоновых островов, кажется, все еще каннибалы?
- любезно осведомился Пуаро.
- Славный, должно быть, парень. Когда вспоминаешь о таких, чувствуешь, что быть англичанином в конце концов не так уж и плохо.
- Не так обидны поражения в Уимблдоне? - заметил Пуаро.
- Я не имел в виду... - начал я.
Изящным жестом мой друг прервал мои извинения.
- Что до меня, - объявил он, - я хоть и не амфибия, как самолет бедняги Сетона, но я космополит. И англичанами, как вам известно, я восхищаюсь глубоко и неизменно. Как основательно они, например, читают дневные газеты!
Мое внимание привлекли политические новости.
- Наш министр внутренних дел, кажется, попал в хорошую переделку, - заметил я со смешком.
- Бедняга! Ему приходится несладко. Так несладко, что он ищет помощи в самых невероятных местах.
Я удивленно посмотрел на него.
Чуть улыбаясь, Пуаро вынул из кармана свою утреннюю корреспонденцию, аккуратно перевязанную резинкой, вытащил из пачки одно письмо и перебросил его мне.
- Должно быть, не застало нас вчера, - заметил он.
Я пробежал его с радостным волнением.
- Но, Пуаро, - воскликнул я, - ведь это очень лестно!
- Вы думаете, мой друг?
- Он отзывается о ваших способностях в самых горячих выражениях.
- Он прав, - ответил Пуаро, скромно опуская глаза.
- Просит вас взять на себя расследование... называет это личным одолжением...
- Именно так. Вы можете не повторять мне все это. Дело в том, что я тоже прочел это письмо, мой милый Гастингс.
- Какая жалость! - воскликнул я. - Как раз когда мы собирались отдохнуть...
- О нет, успокойтесь, о том, чтобы уехать, не может быть и речи.
- Но ведь министр говорит, что дело не терпит отлагательства.
- Возможно, он прав... а может быть, и нет. Эти политические деятели так легко теряют голову: я своими глазами видел в палате депутатов в Париже...
- Так-то оно так, но нам все же следует приготовиться. Лондонский экспресс уже ушел, он отходит в двенадцать. А следующий...
- Да успокойтесь же, успокойтесь, Гастингс, умоляю вас. Вечные волнения, вечная суматоха. Мы не едем нынче в Лондон... и завтра тоже.
- Но ведь этот вызов...
- Не имеет ко мне никакого отношения. Я не служу в английской полиции. Меня просят заняться делом в качестве частного эксперта. Я отказываюсь.
- Отказываетесь?
- Ну, разумеется. Я отвечаю с безукоризненной вежливостью, приношу свои извинения, свои сожаления, объясняю, что очень сочувствую, но увы! Я удалился от дел, я конченый человек.
- Но это же неправда! - воскликнул я с жаром.