Потом
появился детектив и задал мне кучу вопросов; после ленча прибыл второй и отвез меня в прокуратуру. Я…
– Мисс Вассоз, – Вулф был на удивление терпелив, – теперь, когда вы немного перекусили, вы должны лучше собою владеть. Вы сказали, что хотите
поговорить со мной, а я не могу быть невежливым с дочерью Питера Вассоза, но эти подробности несущественны. Дайте мне точные ответы на некоторые
мои вопросы… Вы говорите, что они считают, что ваш отец покончил с собой, спрыгнув с обрыва. Кто такие «они»?
– Полиция. Детективы.
– Откуда вам известно, что такова их версия?
– Из их разговоров. Из отдельных слов. Из их вопросов. Они убеждены, что папа убил мистера Эшби, а когда понял, что полиция это выяснила, убил и
себя.
– Они считают, что знают, почему он убил мистера Эшби?
– Да, потому что им стало известно, что мистер Эшби меня совратил.
У меня полезли брови вверх. Ответить лаконичней нельзя было. На лице девушки не было намека на смущение, как если бы она сказала что то
тривиальное. Впрочем и выражение лица Ниро Вулфа тоже не изменилось. Но все же он спросил:
– Откуда вы это знаете?
– Из того, что они говорили сегодня в прокуратуре, когда я туда приехала… Они несколько раз употребили слова «совратил», «соблазнил».
– Известно ли вам, что ваш отец узнал, что мистер Эшби вас совратил?
– Нет, конечно. Потому что ничего такого не было. И потом папа не поверил бы этому даже в том случае, если бы сам мистер Эшби сказал ему об
этом, или если бы я в припадке безумия наговорила ему всяких нелепостей. Папа меня хорошо знал.
Вулф нахмурился:
– Вы хотите сказать, что он считал, что знает вас?
– Нет, он на самом деле меня знал. Конечно, он не мог знать, возможно ли меня соблазнить, поскольку, как мне кажется, такое может случиться с
любой девушкой, если у нее пойдет голова кругом, но он не сомневался, что если бы такое произошло и со мной, я бы ему об этом сразу же сказала;
знал он также и то, что ни мистер Эшби, ни другой человек, похожий на него, не в состоянии меня увлечь.
– Давайте внесем полную ясность в этот вопрос. Вы говорите, что мистер Эшби вас не совращал?
– Нет, конечно.
– А пытался?
Она заколебалась, прежде чем ответить «нет».
Подумав, добавила:
– Три раза он водил меня в ресторан на шоу, последний раз это было с год назад. После этого приглашал меня еще несколько раз, но я не пошла,
потому что узнала, что он из себя представляет. И он мне не нравился.
Брови Вулфа приняли нормальное положение.
– Тогда почему же полиция считает, что он вас совратил?
– Не знаю. Очевидно, им кто то так сказал. Несомненно, кто то наговорил им массу всяких небылиц обо мне и мистере Эшби, судя по их вопросам.
– Кто именно? Они ни на кого не ссылались?
– Нет.
– Знаете ли вы, кто это сделал? Или догадываетесь?
– Нет.
Вулф повернулся ко мне:
– Арчи?
Этого следовало ожидать. Вечная история: Вулф притворяется, что совершенно не разбирается в женщинах, а я, наоборот, являюсь крупным
специалистом в области женской психологии. Так что практически Вулф просил меня определить, совратил ли Деннис Эшби Эльму Вассоз, да или нет.
Какого дьявола, я же не давал показания под присягой, да и определенное мнение у меня еще не сложилось.
Я сказал:
– Мисс Вассоз, возможно, права… Кто то подсунул полиции ложную линию расследования, за которую те с радостью ухватились. Скажем, тридцать к
одному.
– Ты веришь ей?
Эльма медленно повернула ко мне голову.
Скажем, тридцать к
одному.
– Ты веришь ей?
Эльма медленно повернула ко мне голову.
– Да. Скажем, двадцать к одному.
– Благодарю вас, мистер Гудвин.
И снова повернулась к Вулфу.
Он довольно долго смотрел на нее, прищурив глаза.
– Хорошо, допустим, что вы говорите искренне, что тогда? Вы начали с того, что должны мне все рассказать, и я вас выслушал. Ваш отец погиб. Я
его высоко ценил, и я не посчитался бы с усилиями, если бы можно было его воскресить. Но чего вы можете ожидать от меня, кроме сожалений,
которые я уже высказал?
– Но…
Она удивилась.
– Я думала – разве не ясно, что они намереваются сделать? Я хочу сказать, они вообще не собираются ничего делать. Если они считают, что отец
убил мистера Эшби из за меня, а потом из страха разоблачения убил себя, что они могут сделать? На этом все кончится, потому что для них
расследование уже закончено. Так что теперь я сама должна что то предпринимать, а я не знаю, что именно. Поэтому я пришла к вам. Папа говорил…
Она замолчала, прикрыв рот растопыренными пальцами. Это было ее первое резкое движение.
– Ох! – почти простонала она, рука у нее бессильно упала.
Тут же вскинула голову и заговорила по другому:
– Какая непростительная рассеянность… Ну, конечно же! Прошу вас меня извинить.
Раскрыв свою большую сумочку из коричневой кожи, она запустила туда руку и что то вытащила.
– Мне следовало это сделать с самого начала. Видите ли, папа не истратил ни единого цента из денег, полученных от вас, он относился к ним с
огромным благоговением. Здесь собраны все долларовые бумажки, которые вы ему платили. Он говорил, что в один прекрасный день сделает на них что
нибудь особенное, только не упоминал, что именно… Он просто считал…
Она замолчала, прикусив губу.
– Только без истерик! – испугался Вулф.
Она кивнула.
– Знаю. Не бойтесь, я не стану плакать. Я не пересчитывала деньги, но тут должно быть около пятисот долларов, ведь вы платили ему по три доллара
в неделю на протяжении трех с половиной лет.
Она неслышно поднялась с кресла, положила пачку на стол Вулфа и вернулась на место.
– Конечно, для вас это пустяки, ерунда по сравнению с пятьюдесятью тысячами, которые вам платят за ваш труд, так что в действительности я прошу
милостыню. Но это не для меня, это для моего отца! И в конце концов получается, что на протяжении трех с половиной лет он даром чистил вам
обувь.
Вулф укоризненно посмотрел на меня.
Признаю, что я без разрешения впустил Эльму в дом, но по его взгляду можно было предположить, что я убил и Эшби, и Пита, и ей подсказал план его
убийства.
Потом он перевел взгляд на девушку.
– Мисс Вассоз, вы просите меня установить невиновность вашего отца и вашу непорочность, так?
– Моя непорочность не имеет никакого значения.
– Но невиновность вашего отца для вас очень важна?
– Да. Да!
Вулф ткнул пальцем в пачку денег, перетянутую резинкой.
– Это ваши деньги. Заберите их. Как вы справедливо сказали, это пустяк за подобную работу, и если я окажусь таким Дон Кихотом, что возьмусь за
нее, мне оплата не потребуется. Сейчас я ничего не отвечу, ибо если бы мне сейчас требовалось сказать «да» или «нет», я бы сказал «нет».
Полночь, я устал, давно пора лечь спать. Я сообщу вам свое решение утром. Вы останетесь здесь. В доме имеется свободная комната со всеми
удобствами.
Он отодвинул кресло и поднялся.
– Но я не хочу… У меня с собой ничего нет.