Дверь открылась, и люди начали выходить. Миссис Куэйд поднялась. Глубоко дыша, она протянула руки, медленно подошла к тяжелым шторам и чуть раздвинула их. Жуткий и холодный бледный свет серого дня проник в комнату. Последние из гостей уже преобразились в обычных людей, надели пальто, взяли зонты, подхватили сумки и покидали комнату с озабоченными лицами, кашляя, двигая стулья и сторонясь друг друга. Эдвард остался один с миссис Куэйд, которая замерла у окна и глядела на улицу. Он отыскал свой плащ, потерявшийся после перестановки стульев, и надел его. Плащ до сих пор не высох. Миссис Куэйд сказала вслух самой себе:
— Двойные стекла — совсем другое дело.
Потом она повернулась, заметила Эдварда и сделала движение в сторону двери, приглашая его к выходу. В неприветливом свете она казалась усталой и выглядела старше.
— Миссис Куэйд, — сказал Эдвард, — позвольте спросить у вас кое-что. Если кто-то… если голос чьего-то духа… озвучивает послание… вот как сейчас… Означает ли это, что человек мертв?
— Что?
— Означает ли это, что лицо… что этот голос принадлежит мертвому? Мертвому, а не живому?
— Откуда мне знать? — ответила миссис Куэйд раздраженным тоном. — Я всего лишь медиум. Вы ведь понимаете, что это такое. Я передаю то, что присылает мне проводник. — Потом добавила: — Это, видите ли, очень утомительно.
Она осторожно сняла тюрбан, положила его на стул и разгладила свои спутанные седые волосы.
— Но когда вы сказали: «Среди нас есть некто, у кого два отца»…
— Я ничего не говорила. Я не знаю, что сказал дух.
— Кто-то назвал мое имя. Вы ведь не знаете моего имени, правда?
— Нет, конечно, я вас никогда прежде не видела.
— Но говорят ли так живые…
— Осмелюсь сказать, что с теми, кто живет в согласии с природой, может случиться что угодно. А теперь мне пора выпить чаю.
— Возможно, я сам вообразил это, — сказал Эдвард.
— Может быть. Извините, милый.
Эдвард двинулся прочь из комнаты, казавшейся теперь серой и безжизненной. Он вышел в открытую дверь квартиры, спустился вниз. Дождь на улице прекратился, и свет стал другим — ярким, как это нередко случается в дождливые дни, когда на мгновение сквозь тучи прорывается солнце. Эдвард увидел радугу, и все вокруг него вдруг засияло светлыми живыми красками — блестящие тротуары, одежда прохожих, башня почтового ведомства. Эдвард сделал несколько шагов, потом остановился. Что произошло? Он чувствовал мучительное возбуждение, болезненный и зловещий ужас, рвотный комок подступал к горлу. Точно ли он слышал, как странный голос назвал его имя? Да, он определенно слышал. «Приди к твоему отцу, приди домой». Это послание, видимо, предназначалось ему — человеку, у которого два отца. Что, если его звал мертвый отец?
— Ты не считаешь, что мы должны оградить Мередита от встреч со Стюартом? — спросила Мидж Маккаскервиль у мужа.
Она собиралась уходить и присела на его стол, одетая в модный черный плащ с красным шелковым шарфом.
— Почему?
— Стюарт стал таким эмоциональным и странным. Его религиозная мания может передаться Мередиту, и… ну…
— Ты хочешь сказать, он может напасть на мальчика?
— Да нет, конечно. Но я не хочу, чтобы у Мередита завязались эмоциональные отношения со Стюартом.
Томас, некоторое время назад отложивший свою ручку, снова взял ее.
— Я не вижу тут никаких проблем, а вот после нашего вмешательства они могут возникнуть.
— Жаль, что Эдвард мало общается с Мередитом, ведь мальчик любит его, хотя сейчас от этого мало проку.
— Жаль, что Эдвард мало общается с Мередитом, ведь мальчик любит его, хотя сейчас от этого мало проку. А вот Стюарт — он такой фальшивый и бесчеловечный. Конечно, это сложно, мы же никого не хотим оскорбить. Ты пишешь о мистере Блиннете?
— Нет.
— Он по-прежнему думает, что убил и закопал свою жену и она превратилась в ракитник? Что там у него новенького, если это не секрет?
— Нет, он всем об этом рассказывает. Старый школьный учитель из Манчестера выпускает стальные провода, которые попадают прямо в голову мистера Блиннета и передают призывы.
— Призывы?
— Они не представляют ни малейшего интереса. Что-то вроде «Ешьте больше сыра». Мистер Блиннет устал от этих призывов. Иногда учитель манипулирует проводами, делая мистеру Блиннету больно — это наказание за его безразличие к призывам. Есть провода стальные, а есть золотые. Золотые вызывают маленькие пожары в голове мистера Блиннета, которые иногда проявляются в виде пламени в его волосах.
— Ты их видел?
— Нет.
— Бедняга, — проговорила Мидж. — Не могу себе представить, на что это похоже, когда тебе в голову приходят такие мысли. Сумасшедшие такие изобретательные. Неудивительно, что поэтов считают сумасшедшими.
— Сумасшедшие ничуть не похожи на поэтов, — сказал Томас. — Их фантазии подробные и затейливые, но мертвые. Это справедливо и для мистера Блиннета, поскольку он тоже считает себя мертвым.
— А еще он считает себя мессией! Конечно же, он еврей.
— Он тихий мессия без амбиций.
— Он противный. Мередит его боится. Жаль, что он приходит к тебе, когда клиника закрыта. Он улыбается жуткой вкрадчивой улыбкой, но глаза у него пронзительные и проницательные.
— Когда я уйду из клиники, с мистером Блиннетом будут проблемы, — сказал Томас. — Мы сможем жить за городом. А Мередит будет в интернате.
— Ты не собираешься уходить из клиники, — ответила Мидж. — Я надеюсь, мистер Блиннет не дурачит тебя. Кажется, ты вообще не хочешь лечить его. Ты сегодня поздно вернешься?
— Да. А ты собираешься на ланч с этой твоей школьной подружкой из Америки?
— Да. Она отложила отъезд домой. Кстати, не забудь о концерте в школе Мередита.
— Какие цветы ты купишь сегодня?
— Ирисы и тигровые лилии.
Томас отъехал на своем кресле от стола, протянул руку, и Мидж пересела ему на колени.
— Моя любимая Мидж, желаю тебе хорошего дня.
— И тебе того же. Ты с кем-то встречаешься сегодня утром?
— Да, с Эдвардом.
— С Эдвардом? Правда? Ты его просил прийти?
— Нет. Он позвонил.
— Значит, ты был прав.
— Да.
— Я очень сочувствую Эдварду. Мне кажется, я смогла бы ему помочь. Может, мне тоже с ним встретиться?
— Нет, еще рано. Пока, растрепа. Выглядишь лет на семнадцать.
— Так ты говорил со Стюартом? — спросил Томас.
— Это он со мной говорил, — сказал Эдвард.
— И что он сказал?
— Он сказал, чтобы я прекратил читать триллеры и принялся за Библию, что я должен смотреть на азалии…
— На азалии?
— Ну, точнее, на азалию. Мидж принесла мне азалию.
— Правда? Какая молодчина!
— И слушать птичий щебет, и сидеть тихо и дышать. Найти что-нибудь хорошее и вцепиться в него, как терьер…
— И ты последовал его советам?
— Нет, конечно. Я выкинул азалию в окно. То есть собирался выкинуть, но он ее унес.