Эдвард увидел сильный клюв птицы и рыбку, мгновенно исчезнувшую в нем. Эдвард тихо глядел на неподвижного зимородка, освещенного солнцем; маленькая птичка с яркими синими крылышками и коричневатой грудкой сидела над вишневыми цветами.
Вдруг рядом появилась тень, и Эдвард вскочил на ноги. Девушка пришла в своем синем плаще и высоких сапогах, только теперь на ней были не брюки, как в первую встречу, а бесформенное платье — то же, что в коттедже, довольно потрепанное, в синий цветочек. Она смотрела на Эдварда холодными карими глазами, более темными, чем глаза Марка, и ее каштановые волосы тоже были темнее, чем у брата. Тем не менее ее бледная чистая кожа, широкий лоб, задумчивый рот и живое внимательное выражение лица сильно напоминали Марка, словно его лицо растянули в маску большего размера, откуда все еще проглядывал он сам. Перед мысленным взглядом Эдварда, вытесняя девушку, возникло вдохновенное божественное лицо опьяненного Марка. Потом девушка заговорила, не глядя на него:
— Тут зимородок.
Эдвард повернулся, синяя вспышка мелькнула и исчезла за изгибом реки.
— Да, — сказал он. — Он… он такой красивый.
Девушка села у реки, свесив ноги в сапожках над крутым берегом, ее каблуки погрузились в мягкую песчаную землю. Эдвард — продолжать стоять теперь было нелепо — сел рядом с ней, откинув длинные ноги в сторону. Трава была сырая, к тому же с востока начал задувать холодный ветерок. Она принялась стаскивать плащ. Эдвард смотрел, подавляя в себе желание помочь ей. Но, почувствовав прохладу ветра или сочтя это действие слишком затруднительным, сестра Марка решила остаться в плаще, снова закуталась в него, застегнула пуговицы и нахмурилась. В профиль, когда она закинула назад свои густые волосы и вытянула губы, она тоже оказалась похожа на Марка. Но она была не так красива и явно старше брата, а дальше будет становиться все старше и старше.
Она молчала, глядя в водный поток, и Эдвард чувствовал ее легкое дыхание. Он боялся, что она расплачется. То черное болезненное слабое чувство, которое перебил зимородок, снова вернулось к нему, и он поспешно заговорил:
— Мисс Уилсден, с вашей стороны было очень мило…
— Слушай, — девушка повернула к нему свое строгое лицо с сухими глазами, — меня зовут Брауни, меня все так называют. И пожалуйста, давай так, чтобы без лишних эмоций.
Она говорила твердым, резким, не допускавшим возражений тоном, и этим напомнила Эдварду феминисток, подружек Сары. Он посмотрел на нее и подумал о ней как о Брауни.
— Ты хотела поговорить о Марке… — сказал он.
— Нет. Вообще-то я хотела, чтобы ты поговорил со мной о Марке. А это другое дело. Мне с тобой не нужно говорить.
— Извини…
— Извини, я не хотела быть грубой. Я хочу, чтобы ты точно мне рассказал, что случилось в тот вечер. Я никак не могу понять. Я должна осмыслить все это. Я не успела на похороны и на следствие, я была на каникулах, и меня не смогли найти… а здесь люди наговорили мне разного и… и… со всякими домыслами… Так вот, не мог бы ты, если у тебя есть такое желание, просто рассказать мне, что случилось.
— Ты младше или старше Марка?
— Старше.
— В тот вечер… понимаешь…
— Слушай, давай без тягомотины, расскажи мне суть. Я тебя не задержу.
— Марк был в моей комнате, и я дал ему…
— В котором часу? Я знаю, был вечер, но который час?
— Около шести. Я дал ему сэндвич, сунув туда наркотик…
— Он не знал…
— Я тебе хотел рассказать. Он не знал, он не одобрял наркотики.
— Но ты одобряешь.
— Одобрял. Он принял наркотик и… отключился.
Он принял наркотик и… отключился.
— Я ненавижу и презираю наркотики, я к ним никогда не прикасалась, мы с Марком в этом были похожи. Продолжай. Хотя постой. Ты сам что-нибудь принял?
— Нет. Я собирался… приглядывать за ним…
— Так почему же не доглядел?
— Мне позвонила Сара. Сара Плоумейн…
— Да
— И я отправился к ней и пробыл у нее не больше получаса. А когда вернулся… окно было открыто и… он был… мертв.
Последовала короткая пауза. Эдвард, только что ясно увидевший перед собой Марка: тот лежал на диване, такой красивый, расслабленный, улыбающийся, белокурый, в помятой рубашке, — теперь, когда Брауни чуть шевельнулась, посмотрел на жуткое солнце, безлюдный берег, опасную реку.
Брауни, только что глядевшая в сторону, повернулась, тяжело дыша, переставила ноги и своим деловитым тоном спросила:
— Ты можешь описать, каким он был в этом… этом состоянии… он тебе что-нибудь говорил?
— Ну, приход у него был классный.
Брауни произвела какой-то звук.
— То есть я хочу сказать… извини… он видел хорошие вещи… он был счастлив… он смеялся… а потом он сказал…
— Что?
— Что все вещи сами по себе… и все стало… одной большой рыбой… и что Бог опускается… как лифт. Я знаю, это похоже на бред, но он так говорил…
— Да-да. Я знаю, как действуют наркотики. Что еще он говорил?
— Больше я ничего не помню. Что-то насчет лучей света… и полета…
— Полета?
— Он говорил, что летит.
— И ты оставил его.
— Да. Понимаешь, он уснул…
— Почему ты пошел к Саре? Она тебя пригласила?
— Да. Я думаю, она говорила тебе.
— Я хочу, чтобы ты описал… сказал мне, почему пошел к ней. Это кажется странным. Ты в нее влюблен?
— Нет.
— У вас был роман?
— Нет. Но в тот вечер… в тот вечер мы занимались любовью.
— Уложились в полчаса?
— Да… ну, может, немного больше…
— В коттедже ты говорил про двадцать минут. Вы все еще любовники?
— Нет. Я с тех пор ее не видел, только вчера… У меня не было желания становиться ее любовником, ни малейшего, это все произошло как-то случайно — то, что мы оказались в постели. Я не собирался, это была ее идея…
— Я не понимаю, почему ты оставил Марка. Тебе не было никакой нужды идти к Саре. Судя по твоим словам, ты даже не хотел к ней идти.
— Я думаю, я как бы… она привлекала меня… немного… пригласила меня выпить…
— И ты подумал, почему бы не пойти?
— Я хотел только… всего на десять минут… да и Марк уснул… и я запер дверь…
— Ты был пьян?
— Нет.
— Но ты знал, как это опасно… как это действует… знал, что нельзя оставлять человека в таком состоянии.
— Да, знал.
— Так почему же ты ушел?
Эдвард шевельнул ногами, впечатывая их в берег и посылая вниз, в воду, струи песка. Голос его сорвался почти на крик.
— Я не знаю! Как я могу сказать, почему я ушел? Я ведь не знал, что случится, я не знал, что погублю свою жизнь…
— Твою жизнь?
— Я не знал, что он проснется и выйдет в окно, я был счастлив, я радовался, что он видит такие хорошие, такие замечательные вещи! Он спал, он был красивый и спокойный, как спящий бог, и вечер был великолепный, я решил, что будет забавно заглянуть к Саре — на десять минут.