Я видела, как парочка этих болельщиков жалась в дверях, перебирала четки и что‑то бормотала. – Она пожала плечами. – Но мистеру Бишопу это, судя по всему, не помогает. По‑моему, его состояние неуклонно ухудшается. Содержание жидкости в легких все выше. На мой взгляд, респираторный дистресс‑синдром проявляется все острее. Он не сможет дышать без искусственной вентиляции.
Денби прикусил губу:
– Значит, никакой реакции на азотимидин?
Элинор покачала головой:
– Пока не зафиксировано.
Денби со вздохом кивнул:
– Черт побери, не могу понять, что происходит. Ну, ладно. Иногда бывает и так. Спасибо, что держите меня в курсе, доктор Блессинг.
Он снова перевел взгляд на папки, лежащие перед ним на столе, показывая, что разговор окончен.
– Тут еще одно…
Он посмотрел на нее, подняв брови:
– По поводу мистера Бишопа?
Она кивнула:
– Я знаю, это безумная идея, но… Скажите, вы не рассматривали возможность отравления рицином?
– Рицин? – почти обиженно переспросил Денби. – Бог ты мой, да как футболист премьер‑лиги может подвергнуться воздействию рицина?
Элинор не сдавалась:
– Не имею никакого представления. Но вы же замечательный диагност, и после того, как даже вы не сумели прийти ни к каким выводам, я заподозрила, что здесь наверняка что‑то из ряда вон выходящее. И я подумала: может быть, отравление? Я посмотрела в нашей базе данных. Все симптомы указывают на отравление рицином: слабость, лихорадка, тошнота, одышка, кашель, отек легких и артралгия. К тому же он не реагирует ни на какие препараты, которые мы пробовали вводить… Не знаю… Просто других настолько же подходящих объяснений я не вижу.
Денби с недоуменным видом заметил:
– По‑моему, вы смотрите слишком много сериалов, доктор Блессинг. Робби Бишоп – футболист, а не беглый агент КГБ.
Элинор опустила глаза. Да, этого‑то она и боялась. Но причина, заставившая ее войти в дверь, никуда не исчезла.
– Знаю, это звучит смешно, – согласилась она. – Но никто из нас не сумел предложить другой диагноз, который соответствовал бы этим симптомам. И то, что пациент не реагирует ни на один из медикаментов, которые мы применяли… – Она подняла на него взгляд. Он склонил голову набок, и, хотя губы у него были плотно сжаты, его явно интересовало, что она скажет дальше. – И раз уж даже вы не смогли определить… Тогда остается лишь один вариант – яд. А в картину, которую мы наблюдаем, вписывается единственный яд – рицин.
Денби вскочил:
– Это безумная идея. Рицин применяют террористы. Рицин применяют шпионы. Как, скажите на милость, рицин мог попасть в организм футболиста премьер‑лиги?
– Осмелюсь заметить, мне кажется, это не наша проблема, – ответила Элинор.
Денби потер лицо ладонями. Она никогда не видела его взволнованным, а тем более таким возбужденным.
– Будем двигаться по порядку, – заявил он. – Сначала нам надо проверить, правы ли вы.
Он выжидательно поглядел на нее.
– Можно сделать анализ на рицин. Но даже если они быстро провернут эту процедуру, мы до завтрашнего дня не получим результаты.
Он глубоко вздохнул, мобилизуясь.
– Запускайте механизм. Сами возьмите пробы крови и доставьте их прямо в лабораторию. Я им позвоню, предупрежу. Мы можем начать лечение… – Он вдруг замолк, широко открыв рот. – Ах ты, черт! – Он на мгновение зажмурился. – Лечения‑то ни хрена нет, верно?
Элинор покачала головой:
– Лечения нет. Если я права, Робби Бишоп обречен.
Денби тяжело опустился обратно в кресло.
Если я права, Робби Бишоп обречен.
Денби тяжело опустился обратно в кресло.
– Верно. Знаете что, вряд ли нам прямо сейчас надо делиться с кем‑то этими предположениями. Во всяком случае, до тех пор, пока мы не уверены. Больше никому не говорите о ваших подозрениях.
– Но… – Элинор нахмурилась.
– Но – что?
– Разве мы не должны сообщить в полицию?
– В полицию? Не вы ли сказали, что это не наша проблема – установить, каким образом рицин попал в его организм? Не станем же мы вызывать полицию из‑за каких‑то наших догадок.
– Но он пока может четко произносить слова. Он еще может общаться. А если мы будем ждать до завтра, он впадет в кому и не сумеет рассказать о том, что случилось. Если вообще что‑то случилось, – добавила она, заметив грозное выражение лица Денби.
– А если вы ошибаетесь? Если окажется, что это нечто совсем другое? Нашему отделению перестанут доверять не только в больнице, но и вообще в медицинском сообществе. Давайте посмотрим правде в глаза, доктор Блессинг: через две минуты после того, как мы вызовем полицию, в прессе поднимется оглушительная шумиха. Я не готов подвергать свою репутацию и репутацию своей команды подобному риску. Уж простите, но мы никому ничего не скажем, ни единой живой душе, пока не получим результаты анализов и не будем знать наверняка. Вам ясно?
Элинор вздохнула.
– Ясно. – Тут лицо ее просветлело. – А если я сама его спрошу, когда мы будем одни?
Денби покачал головой.
– Категорически возражаю, – твердо ответил он. – Я не позволю вам допрашивать пациента.
– Но это же почти то же самое, что записать жалобы больного.
– Ничего подобного. Это больше похоже на игру в мисс Марпл, черт побери. А теперь, прошу вас, не теряйте больше времени. Запускайте процедуру. – Он вымученно улыбнулся. – Вы предложили хорошую идею, доктор Блессинг, но давайте все‑таки надеяться, что вы ошиблись. Как бы там ни было, без Робби Бишопа у «Брэдфилд Виктории» нет никаких шансов попасть на европейский чемпионат в ближайшем сезоне. – Видимо, на лице у Элинор отразилось ее потрясение, потому что он тут же оговорился: – Господи, да я просто пошутил. Меня так же беспокоит этот случай, как и вас.
Но Элинор почему‑то в этом усомнилась.
Тони вздрогнул и проснулся, широко раскрыв глаза, раскрыв рот в беззвучном крике. Благодаря морфию с поразительной ясностью воскрешался в кошмарном сне и блеск топора, и воинственный клич нападающего, и запах пота, и даже вкус крови. Тони дышал часто и неглубоко, над верхней губой у него выступил холодный пот. Всего лишь сон. Он выровнял дыхание, и паника понемногу отступила.
Успокоившись, он попытался приподнять раненую ногу, не двигая бедром. Он стиснул кулаки, ногти врезались в ладони. Жилы на шее напряглись; он пытался шевельнуть конечностью, которая словно стала свинцовой. Так он безрезультатно потратил несколько секунд, а потом с разочарованным кряканьем сдался. Похоже, он никогда больше не сможет нормально двигать левой ногой.
Тони дотянулся до пульта и поднял себя повыше, чтобы сесть в кровати. Посмотрел на часы. Еще полчаса, и принесут ужин. Не то чтобы ему так уж хотелось есть, просто прием пищи вносил какое‑то разнообразие. Он даже чуть было не пожалел, что мать не осталась с ним. Тони потряс головой. Он толком не знал, когда и как уместно будет взяться за это дело, сулящее большие мучения, однако четко понимал: не здесь, не сейчас.
Но и вечно ждать нельзя. Сегодня с ней познакомилась Кэрол, и скоро Кэрол наверняка задаст ему вопросы. Он не может просто отшить ее: Кэрол вправе рассчитывать на большее. Проблема в том, с чего начать. Из его детских воспоминаний не составишь связную историю.