Конечно, он был прав. Люди делились последним, едва взглянув на его осунувшееся лицо и большие запавшие глаза. Сам он не придавал значения своей внешности.
— Женщина даже заплакала. Видно, ей действительно стало меня жалко, — рассказывал он как-то вечером, выкладывая передо мной хлеб и яблоко.
Однажды ему подарили старый свитер, в другой раз — теплую шапку. Видимо, у людей не хватало духу прогнать Джоя с порога. Словом, попрошайничество шло значительно лучше, когда им занимался Джой, но я вдруг понял, что похож на трусливого зайца — прячусь за спиной десятилетнего брата! Осознав это, я пересилил себя и стал добывать свою долю. Это было ужасно, я так и не мог с этим свыкнуться. И все же каждый вечер мы отправлялись с Джоем на добычу, ходили по разным сторонам улицы, звонили по очереди в дома. Однажды я постучал, и мне открыла девочка. Я отметил про себя, что она хорошенькая, но засмущался и отвел глаза. Глядя мимо нее, я пробормотал:
— Мне очень неловко, но… я очень голоден.
— Папа, там голодный мальчик, — услышал я ее голосок. — Можно дать ему что-нибудь?
К двери подошел высоченный мужчина и оглядел меня.
— Да, Бетси, конечно. Дай ему жаркого, — сказал он и ушел внутрь дома.
Несколько минут спустя она вернулась с маленькой картонной коробкой, издававшей восхитительный запах. Я хотел взглянуть ей в глаза и сказать спасибо, но не смог. Взяв коробку, я стоял как истукан, от смущения готов был сквозь землю провалиться. Тогда девочка тихо сказала:
— Надеюсь, скоро дела у вас поправятся. Мне стыдно, что у меня есть еда, в то время как мои сверстники голодают.
Никогда не узнаю ее имени и не выясню, так ли она хороша собой, как показалось мне на первый взгляд. Но одно я знаю наверняка: она утолила мой голод, ободрила дух, помогла справиться с отчаянием.
Было много случаев, когда я уже был готов сложить оружие; в холодные ноябрьские дни мне казалось, что нам с Джоем ничего не остается, как выйти в чистое поле и позволить морозу прикончить нас. Но всякий раз в такие минуты кто-то приходил на помощь, судьба как бы говорила нам: «Нет, нет, еще не время», мы находили еду, и кров, и силы, чтобы продолжать борьбу за жизнь. Однажды где-то в Небраске мы набрели на крошечную ферму, и дряхлая старуха пригласила нас в дом. Она покормила нас ужином за маленьким кухонным столиком. На кухне пылала ночь, и из носика медного чайника вырывался пар. Пока мы ели, она задумчиво разглядывала нас.
— Ты куришь? — внезапно спросила она меня.
Я давно разучился смеяться, иначе принял бы это за шутку.
— Если бы у меня были деньги на сигареты, мадам, я бы потратил их на еду и не пришлось бы клянчить у вас.
— Ну ладно, — кивнула она. Тогда можете остаться на ночь. Я спросила, потому что боюсь пожара… — Она с минуту помолчала. — Вам бы не мешало выкупаться, а когда вы ляжете я постираю вашу одежду.
Купание! Знала бы она, как мы о нем мечтали! С того дня, как ушли из дому, мы впервые мылись горячей водой и мылом. Чистые, распаренные, мы влезли в длинное белье, которое осталось от умершего мужа хозяйки, и улеглись в постель, на пуховые перины, гоня прочь мысли о завтрашнем дне. Хозяйка не будила нас, и мы спали почти до полудня. Когда мы проснулись, она вошла, мягко ступая, положила нам в ноги выстиранную и отутюженную одежду и остановилась, глядя на нас.
— Бедные малыши, — сказала она, — видно, вы смертельно устали. — Она подняла шторы и пошла к двери. — Теперь вставайте и одевайтесь во все чистое. Вас ждет завтрак.
Она приготовила нам великолепную еду — горячую овсянку, гренки, какао. Поев, я почувствовал небывалый прилив сил уверенности в себе. Женщине хотелось побольше о нас узнать.
Женщине хотелось побольше о нас узнать.
— Родители у вас есть? — спросила она.
Она была хорошей и доброй, не следовало ей грубить, хотя ее расспросы начали раздражать меня. Я долго не отвечал, и она повторила свой вопрос.
— Как будто, — ответил я. Тут же мне стало стыдно, и я поспешно добавил: — Да, да, у нас есть родители.
— Они знают, где вы?
— Не думаю.
— Значит, вы убежали из дому?
— Нет, Мы ушли с их ведома, Во всяком случае, мама знала про меня. Джой решил присоединиться ко мне в последний момент.
— Вы чем-то провинились перед ними?
— Да, у нас был слишком хороший аппетит.
Она покачала головой и тяжело вздохнула.
— Сколько вокруг страданий! Родители теперь, наверно, места себе не находят, — сказала она после долгой паузы.
Я промолчал. Женщина, слегка нахмурившись, все разглядывала нас. Потом подошла к столу, достала из ящика бумагу, конверты, марки и кивком головы подозвала меня.
— Садись и напиши письмо маме, — сказала она, опустив ладонь мне на плечо.
— Извините, по я не могу.
— Ты умеешь писать? Грамоте тебя учили?
Этот вопрос меня разозлил — ведь в школе я был отличником.
Да, — ответил я, — грамоте я обучен, но все равно не могу и не… не буду.
— У тебя скверный характер, мой милый, — сказала она тихо.
— Наверное, вы правы. Мне не хочется платить вам злом за добро, но боюсь, что вы не все понимаете. Мне нечего сказать своим родителям. Нечего. Может, Джой напишет.
Она повернулась к брату:
— Что ты скажешь, Джой?
— Да, я напишу, — ответил он. — Но не стану обещать, что вернусь домой, Я Джоша одного не оставлю.
— Ну хорошо, пусть так. Лишь бы мама знала, что вы живы.
Джой дал мне прочесть, что написал. Он писал, что мы в Небраске, дела у нас идут хорошо. Пусть они не беспокоятся, он будет им иногда писать. Вот и все. Ни намека на то, как нам не самом деле достается. Но старуха права пусть знают, что мы живы. Она дала Джою несколько конвертов с марками и взяла с него слово, что он будет регулярно писать родителям.
После обеда мы с сожалением покинули этот домик, где впервые за долгое время помылись, отдохнули и наелись досыта. Жаль, что нельзя остаться у старой женщины, но мы же знали правило, одна ночевка, одна, ну, в крайнем случае, две кормежки. После этого надо уходить. Оно и понятно. С какой стати кто-то должен нас поить и кормить? Лишних денег сейчас ни у кого нет. Судя по всему, мы попали в полосу удачи. Не успели мы отшагать какие-то три или четыре мили по шоссе, как нас обогнал грузовик. Огромные колеса шуршали по бетонному покрытию. Водитель приветливо помахал рукой, мы в ответ «проголосовали», даже не надеясь, что он остановится. Тут мы увидели, что он сбросил скорость и съехал на обочину. Мы побежали к грузовику, не веря в такое чудо. Водитель оказался худым, темноволосым человеком с усталым взглядом. Он улыбнулся нам и спросил сухим, бесцветным голосом:
— Куда вам?
— Все равно куда.
Он не удивился. В те дни многие брели по дорогам без всякой цели.
— Вы местные?
— Нет, из Чикаго. Мы в дороге с начала октября.
-. А родители?
— Мы сами по себе.
Он вроде как изучал нас и наконец сказал:
— Я везу груз в Нью-Орлеан. Хотите на Юг?
В тот день был лютый мороз. При мысли о южном тепле я даже повеселел.
— А вы возьмете нас? Я бы вам помогал чем мог.
— Деньги у вас есть?
— Ни цента.
Я думал, этим дело и кончится.