Железнодорожный вокзал в Киеве был занят вооруженным
отрядом ОГПУ, который снимал с поездов всех, кто не имел специального пропуска. На Украине сотрудникам ОГПУ также пришлось столкнуться с самыми
страшными последствиями голода. Каннибализм стал там обычным явлением, но поскольку в уголовном кодексе не было статьи, определяющей меру
ответственности за каннибализм, всех каннибалов передавали в руки ОГПУ. (56) Сотрудникам ОГПУ также вменялось в обязанность препятствовать
распространению информации о голоде.
Среди наиболее выдающихся успехов советских «активных действий» 30-х годов была кампания, в результате которой значительная часть мира, а
также доверчивые западные гости и журналисты, приезжающие в Советский Союз, были убеждены в том, что самый страшный голод за всю современную
историю был не чем иным, как очередным примером антисоветской пропаганды. После пяти дней, проведенных на Украине, пяти дней официальных
приемов, банкетов и тщательно разработанных поездок Эдуар Эррио, лидер французской партии радикалов, дважды занимавший пост премьер-министра,
категорично опроверг «ложь буржуазной прессы относительно голода в Советском Союзе». После посещения
«потемкинских деревень» Бернард Шоу объявил: «Я не видел ни одного недоедающего человека в России, будь он млад или стар. А может быть, они
чем-то набиты? А может, их круглые щеки подбиты резиной изнутри?» Корреспондент «Нью-Йорк тайме» в Москве Уолтер Дьюранти получил пулитцеровскую
премию в 1932 году за «беспристрастный, откровенный репортаж из России. » В августе 1933 года он утверждал: «Всякое сообщение о голоде в России
сегодня является преувеличением или злостной пропагандой». Гуру британского фабианского социализма Беатриса и Сидней Вебб пришли к такому же
выводу после посещения России в 1932 и 1933 годах. Они возложили вину за «неудавшийся урожай» в некоторых районах на «население, явно виновное в
саботаже», и заклеймили позором крестьян, которые «ни с того ни с сего» начали «вытирать зерна из колосьев или даже срезать целые колосья и
присваивать их себе, тем самым совершая постыдный акт воровства общественной собственности. » (57)
X X X
Первым результатом искусственного голода на селе и беспощадной охоты за реальными и вымышленными «классовыми врагами», в городе и деревне,
стало ожесточение советской Коммунистической партии в целом и ОГПУ в частности.
«Террор, - писал Бухарин, - стал с тех пор нормальным способом управления, а подчинение любому приказу сверху - высочайшей благодатью». (58)
Но порочность классовой войны не могла не вызвать хотя бы приглушенного протеста у тех большевиков, которые сохранили крупицы надежды на то, что
их идеалистическая революционная мечта сбудется. Наиболее ярким примером такого протеста было письмо, составленное сторонником Бухарина М.
Рютиным.
Подписанное им самим и семнадцатью его сторонниками, оно было распространено среди членов Центрального Комитета накануне осеннего Пленума
1932 года.
Текст «Рютинской платформы», опубликованной только в 1989 году, содержал настолько откровенные нападки на Сталина и беззаконие, творимое в
последние годы, что даже троцкисты, в руки которых попадало это письмо, ошибочно полагали, что это была провокация ОГПУ. (59) В этом письме
Сталина называли «злым гением русской революции, который, побуждаемый чувством мести и жаждой власти, завел революцию на край пропасти.
» Требуя
убрать Сталина, автор письма писал: «Для пролетарской революции было бы позором продолжать терпеть сталинское иго, его деспотизм, его презрение
к партии и трудовым массам. » (60)
Влияние «платформы Рютина» на Сталина усиливалось еще и тем, что появление этого документа сопровождалось активизацией деятельности
сохранившихся сторонников Троцкого. В октябре 1932 года один из советских руководителей, бывший троцкист, Е. С. Гольцман встретился с сыном
Троцкого Седовым в Берлине и передал ему документ, в котором подвергалась критическому анализу советская экономика. Этот материал, озаглавленный
«Экономическое положение в Советском Союзе», был анонимно опубликован в очередном выпуске троцкистского журнала «Бюллетень оппозиции». Гольцман
также привез предложение создать объединенный оппозиционный блок внутри Советского Союза. Несмотря на то, что стремительно теряющая силу «левая
оппозиция» была к тому времени в значительной степени рассеяна и деморализована, Троцкий, в который уже раз переоценив свое влияние в Советском
Союзе, пишет своему сыну: «Предложение о создании блока представляется мне совершенно приемлемым. » (61) Сталин же еще больше переоценивал
влияние Троцкого в Советском Союзе. Когда в 1936 году он обвинял свою политическую полицию в том, что «она на четыре года запоздала» с
«разоблачением троцкистско-зиновьевского блока», он, прежде всего, имел в виду ее неспособность покончить с «рютинской платформой» и
сторонниками Троцкого в 1932 году. (62)
Сталин еще не был готов начать охоту на Троцкого, который находился в изгнании за рубежом. Но он потребовал немедленной расправы с Рютиным.
Несмотря на поддержку ОГПУ, он, тем не менее, не смог набрать достаточного количества голосов в Политбюро, которое в то время шло за
руководителем Ленинградской партийной организации Сергеем Кировым. И все же 18 человек, подписавших «рютинскую платформу», были исключены из
партии по абсурдному обвинению в попытке создать организацию буржуазных кулаков, с целью восстановления капиталистической системы кулачества в
СССР путем подпольной деятельности, прикрываясь флагом «марксизма-ленинизма». Зиновьев и Каменев, которые к этому времени стали скорее
символами, чем лидерами оппозиции, были также исключены из партии за то, что они не смогли вовремя сигнализировать о создании «рютинской
контрреволюционной группировки». (63)
На совместном заседании Центрального Комитета и Центральной контрольной комиссии в январе 1933 года Сталин настаивал на усилении «классовой
борьбы»: «Мы должны помнить, что с ростом мощи Советского государства будет увеличиваться сопротивление со стороны остатков отмирающих классов».
Неудивительно, что вину за голод и другие экономические проблемы он свалил на саботаж, организованный представителями этих «умирающих
классов», из которых отдельные «сумели проползти даже в партию». И вновь Сталин столкнулся с оппозицией. Секретарь Центрального Комитета
Постышев пытался доказать, что нет смысла сваливать все проблемы организации колхозного хозяйства на кулаков: «Криком о том, что кулаки,
вредители, чиновники, петлюровцы (украинские националисты) и другие подобные элементы срывают уборку или саботируют сбор зерна, мы не изменим
положения». Аграрная политика партии подверглась такой критике, что Сталин в последний раз в своей жизни практически признался в том, что
совершал ошибки: «Мы виноваты, »сказал он.