Зеленые листы из Красной книги - Пальман Вячеслав 11 стр.

Не сможем выдать. Перед отъездом заходите, еще поговорим.

До конца дня я пробыл в военном отделе и после недол­гих переговоров получил десять подписанных, но не заполненных бланков на право иметь винтовку. Комиссар Волик, принявший меня на пять минут, ворчливо сказал:

— Знаю о вас по рассказам товарищаКати. Иначе бы... Прошу не забывать, что в ваших лесах могут появить­ся бело-зеленые. Да и Покровский. Понимаете?.. Надеюсь, вы не протянете им руки.

Револьвер мне вернули. И даже посоветовали быть на­стороже, если окажусь ночью на улицах города. Я поспе­шил к знакомым Шапошникова и только с рассветом пошел в центр, где на Екатерининской улице, рядом с кинотеат­ром со старым названием «Мон-Плезир», квартировала Катя. Весь этот дом занимали работники Совета, у входив­ших проверяли документы.

Катя жила в небольшой комнате. Она уже встала, при­готовила чай, усадила меня за стол. И начала рассказы­вать. Тогда от речки Кочеты, где мы расстались, она про­ехала спокойно до самого Екатеринодара, но первый же патруль белых на улице остановил ее и арестовал. Три дня провела она в тюрьме. Выпустили. Ее спасли документы военфельдшера.

—И очень вовремя,— без улыбки сказала она.— На­ши как раз подступили к городу, белые при отходе расстре­ляли всех узников без разбора, тридцать заложников уве­ли с собой. Ну, а вскоре я отыскала Сашу. Он был в пер­вой колонне наших войск, которые наступали со стороны Крымской. Худой — ужас! Одни глаза да нос. Мы всего два дня пробыли вместе. Умчался в Новороссийск.

—В Новороссийск?..

—Да.— И, понизив голос, добавила: — Там сложней­шая обстановка! Ичтобы не забыть: твой недруг Керим Улагай объявился.

—Где он?

—Отсиживается в ауле Суворово-Черкесском, а когда наши пошли на город от Новороссийска, поднял восстание. Его молодчики вырезали в окружающих селениях всех, кто

сочувствовал Советской власти, и ушли в горы у Горячего Ключа.Имей это в виду.Горные тропы Улагай знает!

—А его брат?

—Старший? Командует дивизией у Деникина. Вернее, командовал. В последних боях ранен в живот, отлеживает­ся в госпитале. О, этот еще более опасен. Вообще, Андрей,

большие испытания впереди! Мы, в сущности, окружены. Деникинцы заметно набирают силу. А в наших рядах не очень многолюдно. Потери огромны. И тебе, Андрей, пора выбрать, с кем ты и против кого.

—Я выбрал, Катя.

—Зубров?

—И новую власть.

—Вот это ответ! — Она обрадованно встала.— Очень хорошо! Да, чтобы не забыть. На днях будет объявлена всеобщая мобилизация. И твои планы могут рухнуть без тебя и твоих друзей. Хотя бы пятерым егерям надо остать­ся для охраны Кавказа. Иначе никакой надежды на запо­ведник.Япостараюсьдоговоритьсяввоенномотделе. А теперь поведай, как у тебя. Что Данута? Отец, мать?

Она радостно удивилась, когда узнала, чем занимается Данута.

— И ты молчал? Такая удача! Мы будем забирать все ее травы. Так и скажи. Даже платить сможем, хотя... Ты знаешь,мыработаембезвсякогожалованья,поэтому вряд ли сможем. Ты видел, что твориться в больнице? Ни­ чего нет.Врачисбежали.Всё, Андрей.Идем.Сделаем доброе дело для твоих зубров.

Вместе с ней я вновь оказался у комиссара Волика.

—Фамилии ваших егерей? — Комиссар даже не гля­нул на меня.

—Телеусов, Кожевников, Шапошников...

—И Зарецкий,— подсказала Катя.

Через стол взяла из-под рук комиссара подписанные бумаги.— Ты сделал добро для Кавказа, товарищ Волик, спасибо. Кавказские

егеря — с нами.

Подталкивая меня к двери, она вышла.

—Бери. Это освобождение от мобилизации. Работайте спокойно. Ты слышал, что я сказала комиссару?

—Слышал. Так и будет.

—Успеха тебе и Дануте. Будем надеяться, что не в по­следний раз видимся.

Через пять дней я приехал в Псебай. Весна здесь позеленила и украсила улицы. Горы звене­липтичьимиголосами.Запахсвежестиплылот леса.

3

Данута с женщинами из аптечного отряда ушла в горы. От Шапошникова меня ждала весточка. В записке сказы­вал: «Вдвоем с Коротченкой выехали по Лабёнку. Осмот-

рим дорогу и мосты. Задержимся на Умпыре, если сумеем проехать. Телеусов с племянником отправились на Гузе-рипль и Молчепу, Кожевников и Седов обещали прове­сти работу в Сохрае и Даховской, видимо, заглянут на Ки­шу. Ждем на Умпыре с новостями».

За два вечера я встретился с десятком знакомых псе-байцев. Разговор шел о Народной охоте, о кооперативе. Я уже знал, что в Псебае все спокойно, передела земли ни­кто не требовал, все осталось, как было. Спокойствие в Псебае помогало моему предприятию. Почему бы не за­няться кооперативом? Но что-то мешало, это я почувствовал сразу. Земляки мои слушали и помалкивали, вздыхали.

— Власть-то разрешила? — спросил один. Я показал мандат.

— А если она упадет, эта власть? — задали вопрос.

Вот в чем дело! Если Советы не удержатся, то за коопе­ратив — порождение Советов — придется нести ответ. Боялись. Не верили, что пришла настоящая власть. Вдруг Кубанская рада, тот же Деникин... И — к стенке.

Словом, на первых собраниях охотники согласия не да­ли. Без результатов.

Тогда я строго объявил:

— Предупреждаю: в лес с винтовкой не ходить! Нас хоть и мало, но зверя в обиду не дадим.

Лишь на третьем собрании в кооператив согласились вступить четверо. Среди них — молодые братья Никотины, два лесных следопыта. Они тут же получили карту с участ­ком для охраны по левому берегу Уруштена и лицензию на право охоты и отстрела за сезон трех косуль и медведя, конечно, за границей бывшей Кубанской охоты.

Слух об этом прошел по Псебаю, и вскоре ко мне домой пришли сразу семь человек. «Правление» вроде бы обра­стало людьми. Хоть и небольшая, а все же помощь.

Прошла первая неделя мая. Данута вернулась. Она ласкала Мишаньку, вздыхала и гасила улыбку.

Дома спросила:

—Ты собираешься в горы?

—Через день-два.

—Я поеду с тобой. Проводишь до моих аптекарей, они работают за эстонским поселком. Эстонки давно знают толк в травах, но у них все это с мистикой, с тайнами, как волшебство.Есть,например,наговорвпуть-дорогус одолень-травой...— И, сдвинув брови, она произнесла нараспев и вполголоса: — «Одолень-трава! Одолей ты злых людей, лихо бы на нас не думали, скверного не мыслили. Одолей мне горы высокия, долы низкия, озера синия, бере­га крутыя, леса темныя...» Ты знаешь, что это за одолень? Кувшинки озерные, по-нашемулилии.

Вот тут-то я и вспомнил, что Улагай близко. Но Дану­те не сказал, не растревожил. Провожу и все тропы осмотрю.

— Найду кувшинку, положу тебе лепестки в кармашек, и никакие злые люди моего мужа не тронут,— задумчиво произнесла Данута.

Читает она мои мысли!..

Выехали, как ездят на фронте: Василий Никотин сажен на двести впереди, с винтовкой на руке, потом мы с Дану­той, ловко сидевшей на Кунице (мы все-таки поменялись лошадьми, Кунак для нее немного высоковат), а сзади, как охрана, ехал Саша Никотин и еще один егерь.