В отличие от миссис Пейтон Сюзи вела себя точь в точь как положено при подобных обстоятельствах и являла собой образец убитой горем дочери. Когда в дом съехались
соболезнующие друзья из Сан Франциско и немногочисленные соседи, именно она трогательно живописала бесконечную доброту покойного по отношению к ней и свою собственную
вечную к нему любовь, именно она вспоминала, его слова, которые можно было истолковать как зловещие предзнаменования, и собственные свои тревожные предчувствия, рожденные
ее неизменной дочерней тревогой за него; именно она в тот роковой день поспешила домой, охваченная смутным страхом перед неведомым надвигающимся несчастьем; именно она
рисовала Пейтона нежным, необыкновенно снисходительным отцом – портрет, в котором Мэри Роджерс не сумела узнать оригинала и который живо напомнил Кларенсу ее детские
рассказы о том, как она якобы присутствовала при нападении индейцев на фургон ее родителей. Я отнюдь не хочу сказать, что Сюзи была совсем неискренна и просто разыгрывала
роль; порой у нее начинались легкие истерические припадки, вызванные вторжением в ее однообразную жизнь этого подлинно трагического события, а также вниманием к ней всех
знакомых, интересом к ее страданиям, как единственной дочери, и новым положением наследницы ранчо Роблес. Если слезы ее и могли показаться дешевыми, они, во всяком случае,
были вполне настоящими и туманили ее фиалковые глаза и заставляли краснеть ее хорошенькие веки столь же успешно, как если бы их вырвало у нее самое безысходное горе.
Черное платье придавало ее фигуре величавое достоинство, а нежному личику – благородную бледность печали. Даже Кларенс был растроган, хотя после взрыва бешеного гнева у
тела своего старинного друга и покровителя он теперь постоянно пребывал в состоянии мрачной подавленности и рассеянности.
Миссис Пейтон не заметила всей глубины происшедшей в нем перемены, хотя и была благодарна ему за безмолвную и бережную почтительность, с какой он отнесся к ее горю. Новая
вспышка его мальчишеской импульсивности в такую минуту была бы ей неприятна. Однако она считала только, что он просто несколько повзрослел и стал более сдержанным, а его
услуги – услуги единственного мужчины в ее доме – были ей пока совершенно необходимы.
Пейтона хоронили в Санта Инес, куда съехалась вся округа, чтобы отдать последний долг своему бывшему согражданину и соседу, чьи судебные и боевые победы столь их
восхищали, особенно теперь, когда смерть превратила его в видную общественную фигуру. Его близкие решили вернуться на ранчо в тот же день: миссис Пейтон и девушки ехали в
одной карете, служанки – в другой, а Кларенс верхом. Они уже приближались к лощине, когда Кларенс, немного опередивший кареты, вдруг заметил, что над метелками овсюга
внезапно возникла странная фигура и принялась отчаянно махать ему руками. Приказав кучеру первой кареты остановиться, Кларенс поскакал к незнакомцу. К своему величайшему
изумлению, он узнал в нем Джима Хукера. Хотя последний восседал на чрезвычайно мирной и неуклюжей лошадке, более привыкшей к плугу, нежели к седлу, он тем не менее по
своему обычаю был вооружен до зубов. К луке его седла было приторочено большое ружье, а на поясе болтались нож и револьверы. Кларенсу было не до шуток, и он довольно резко
осведомился, что, собственно, нужно от него Джиму.
– Черт подери, Кларенс, дело то обернулось серьезно. Суд вчера утвердил «сестринский титул».
– Я это знал, дурень! Это же твой титул. Ты ведь уже вступил во владение своим участком и поселился на нем. Какого дьявола тебя принесло сюда?
– Оно, конечно, так, – пробормотал Джим, запинаясь, – да ведь все ребята, получившие землю по этому титулу, съехались сюда «произвести раздел», как они выражаются, и
захватить все, что удастся.
– Я это знал, дурень! Это же твой титул. Ты ведь уже вступил во владение своим участком и поселился на нем. Какого дьявола тебя принесло сюда?
– Оно, конечно, так, – пробормотал Джим, запинаясь, – да ведь все ребята, получившие землю по этому титулу, съехались сюда «произвести раздел», как они выражаются, и
захватить все, что удастся. Ну, и я отправился за ними. И узнал, что они решили захватить дом судьи Пейтона – дом то ведь на той земле. А вас никого не было, ну, они и
захватили дом – и сейчас там. А я потихоньку выбрался и поехал тебе навстречу, чтобы предупредить.
Он замолчал, посмотрел на Кларенса, бросил мрачный взгляд по сторонам и обозрел свой арсенал. Несмотря на свою очевидную искренность, он, однако, не устоял перед соблазном
использовать все возможности подобной ситуации.
– Это может стоить мне жизни, – пояснил он угрюмо и добавил, зловеще покосившись на свое оружие: – Но я дорого ее продам!
– Джим! – воскликнул Кларенс грозно. – Это опять твои выдумки?
– Нет, – торопливо ответил Джим. – Клянусь, что нет, Кларенс. Честное слово. И знаешь что? Я тебе помогу. Они не ждут вас так рано и думают, что вы поедете по дороге. Так
если я подниму тревогу у кораля, а вы пока проберетесь задами, может, вам удастся войти в дом – ведь они то станут высматривать вас с другой стороны, понимаешь? Я подниму
шум, а они пусть думают, что ты прознал про их затею и вернулся из Санта Инес с отрядом.
Кларенс мгновенно сообразил, какую практическую выгоду можно извлечь из фантастических планов Джима.
– Отлично! – сказал он, горячо пожимая руку старого приятеля. – Возвращайся потихоньку назад, оставайся возле кораля, а когда увидишь, что карета достигла верхней террасы,
поднимай тревогу. Чем громче, тем лучше – в карете никого не будет, кроме служанок.
Он быстро вернулся к передней карете, в окне которой виднелось спокойное лицо миссис Пейтон, глядевшей на него вопросительно. Он коротко сообщил ей о нападении и о своем
плане.
– Вы были сильны и в худшие минуты, – добавил он тихо, – и я не сомневаюсь в вашем мужестве. Я прошу вас только довериться мне и немедленно вернуться в ваш дом. Ваше
присутствие в нем сейчас абсолютно необходимо, что бы ни произошло позже.
Его уверенный и решительный тон убедили миссис Пейтон, и она кивнула в знак согласия. Более того, в ее прекрасных глазах мелькнул гнев, тут же отразившийся и в глазах
девушек: они задыхались от негодования, и щеки их пылали. Эти американки с западного побережья не собирались покорно смириться с подобной наглостью.
– Вам нужно выйти из кареты, прежде чем она достигнет гребня, и последовать за мной прямо через поле. Я рассчитываю, – добавил он, поворачиваясь к миссис Пейтон, – на окно
вашего будуара.
Она кивнула: та же мысль пришла в голову и ей.
– Страстоцвет расшатал прутья, – сказал Кларенс.
– Если нет, нам придется протиснуться между ними, – спокойно ответила миссис Пейтон.
Перед подъемом Кларенс спешился и помог дамам выйти из кареты. Он приказал кучеру медленно ехать к коралю и остановиться перед домом, а свою лошадь привязал к задку второй
кареты. Затем вместе с миссис Пейтон и девушками он скрылся в зарослях овсюга.
Там было жарко и пыльно, тонкие подошвы их ботинок скользили по рассыпающейся глине, а упругие стебли цеплялись за черный креп их платьев, но они не жаловались. О чем бы
они ни думали, в эту минуту главным для всех было одно: любой ценой проникнуть в дом. Миссис Пейтон достаточно долго жила в этих краях и прекрасно знала магическую силу
«владения».