— Тогда… — Карло изо всех сил старался отыскать в создавшемся положении светлую сторону, — тогда почему вам так тяжело расставаться с этим местом? И о каком месте вы бы мечтали?
Десмонд оперся на угол шкафчика. Мэриголд оживила интерьер комнатными цветами, которые она, видно, позаимствовала из тех кабинетов, что с коврами на полу. Надо надеяться, она не умыкнула какой-нибудь горшок у самого Карло. При мысли об этом Десмонд слабо улыбнулся, и сидящий по другую сторону стола босс незамедлительно улыбнулся в ответ.
У Карло Палаццо было большое располагающее честное лицо — типичный добряк дядюшка или как раз любящий дедушка из итальянского кинофильма.
Стать дедушкой — это была мечта Карло, чтобы целый выводок внучат носился по его огромному белому дому. Детей, которым он мог бы оставить свою долю в «Палаццо». А он, Десмонд? Хочет ли он внуков? Он не знал. Какой он, должно быть, скучный, тупой тип, если не может ответить этому хорошему открытому человеку, о чем мечтает.
— Я так давно не позволял себе мечтать, — сказал он искренне, — что уже и не помню толком, о чем были мои мечты.
— А я никогда не забывал о своей мечте. Я хотел уехать в Милан и заниматься модой — делать одежду. Собрать лучших мастеров, текстильщиков, модельеров и открыть собственное дело, которое носило бы имя Карло Палаццо.
— Ваше дело и так носит это имя, — напомнил Десмонд.
— Да, но это не то, к чему я стремился, на что надеялся. То, чему я мог бы отдаться целиком, стало всего лишь моим хобби. Отец сказал, я должен торговать продовольствием, как мои братья и дядья, а не возиться с тряпками, точно дамская портниха.
— Отцы никогда не понимают, — сказал Десмонд просто.
— Ваш отец… он тоже… не понимал?
— И да и нет, если вам понятно, о чем я. Он всегда был стариком. Когда мне было десять лет, он уже был стар, и дело не в том, что мне так казалось, — он таким выглядит и на всех фотографиях. Единственное, в чем он знал толк, это овцы, холмы да безмолвие. Но меня он не останавливал, сказал, что я вправе уйти.
— Тогда почему вы говорите, что отцы всегда не понимают?
— Потому что я сам не все понимал. Делал для своего сына все. Хотел, чтобы он получил самое лучшее образование, и я не понимаю, почему он уехал.
— Куда он уехал?
Никогда еще это не выходило за пределы дома на Розмари-драйв.
— Он сбежал — вернулся к овцам, к камням и безмолвию.
— Ведь вы ему позволили. — Казалось, Карло совсем не шокирован тем, что сын Десмонда бежал, не получив образования, на край света.
— Без особой радости, — вздохнул Десмонд. Карло все еще недоумевал.
— Так вы хотите жизни человека с высшим образованием?
Почему-то в памяти Десмонда мелькнуло маленькое, энергичное, с лихорадочно блестящими темными глазами лицо Суреша Патела, жаждущего от своих детей степеней и дипломов.
— Нет, образование тут ни при чем. Наверное, я просто хочу места, своего места.
Карло оглядел безликий кабинет; может быть, он помнил его в прежние месяцы — без взятой напрокат растительности. — Место? Неужели это так важно?
Десмонд почувствовал, что дошел до последней черты.
— Если честно, мистер Палаццо, я не знаю. Я не из тех людей, у кого на все готов ответ. У меня никогда не было готовых ответов. У меня есть идеи, поэтому, я думаю, вы с Фрэнком и решили, что я буду полезен именно здесь. Но это мои личные, не корпоративные идеи, и я всегда как-то теряюсь в этих реорганизациях и тому подобном. Но я справлюсь. Не впервой.
В его тоне уже не чувствовалось страха или жалости к самому себе.
Лишь смирение и трезвый подход к делу. Карло Палаццо с облегчением понял, что кризис — или что бы там ни было — миновал.
— Все это произойдет не в одночасье — потребуются две, а то и три недели. Это даст вам большую свободу, и у вас будет время подумать, чего вы хотите на самом деле.
— Может, оно и так.
— Звание менеджера за вами останется. Еще не ясно в деталях, что и как, но вот вернется Фрэнк, и тогда, я уверен…
— Да-да, конечно, — поспешно согласился Десмонд.
— Ну… — Карло снова вытянул руки. На сей раз он был вознагражден полуулыбкой; Десмонд тоже протянул руки, будто для рукопожатия с единомышленником по поводу достигнутой договоренности. Карло замер, словно ему в голову пришла неожиданная мысль.
— Как жена? Все хорошо?
— О да, у Дейрдры все отлично, спасибо, мистер Палаццо, лучше не бывает.
— Может, она не откажется заглянуть как-нибудь вечерком к нам… поужинать с нами, в семейном кругу… Фрэнк, Рената… Вы были когда-то такими друзьями… до того, как все это… нет, правда.
— Очень мило с вашей стороны, мистер Палаццо. — В голосе Десмонда Дойла слышалось понимание того, что приглашение никогда не последует.
— Вот и хорошо, нам будет очень приятно. — В голосе Карло Палаццо слышалось понимание того же самого.
Мэриголд открыла дверь для великого босса, мистера Палаццо. Он поглядел на девушку и улыбнулся.
— Благодарю, благодарю… ммм…
— Меня зовут Мэриголд, — сказала она, старательно сглаживая свой австралийский акцент. — Мне повезло, что я работаю у мистера Дойла. Мистер Дойл, было несколько важных звонков, я сказала, что вы заняты.
Десмонд кивнул с важным видом, и, когда шаги затихли, Мэриголд зашипела:
— Ну, как?
— Ох, Мэриголд… — устало произнес он.
— Хватит твоих «Ох, Мэриголд»! Согласись, я представила тебя в самом выгодном свете. Разве не слышал? Как я сказала: мне повезло, что я с тобой работаю? Уверена, теперь он будет о тебе лучшего мнения.
— Подозреваю, он думает, что ты со мной спишь, — сказал Десмонд.
— А что, я не прочь.
— Ты самая замечательная девушка на свете.
— А как насчет твоей жены? — спросила Мэриголд.
— О, ей, полагаю, не очень пришлось бы по душе, если б я с тобой… Нет-нет!
— Я хочу сказать, разве она не «самая замечательная девушка на свете» или, во всяком случае, была ею когда-то?
— Она замечательная, правда замечательная, — проговорил он бесстрастно.
— Значит, плохо мое дело, — Мэриголд всячески старалась расшевелить его.
— А Палаццо не самая большая дрянь. Вот тебе отличное ирландское выраженьице: если говоришь о человеке, что он не самая большая дрянь, то это скупая похвала.
— Так он не дал тебе от ворот поворот? — просияла Мэриголд.
— Дал, еще как дал.
— Вот черт! Куда? Когда?
— Скоро, через недельку-другую, когда Фрэнк вернется.
— Фрэнк никуда не уезжал! — в бешенстве воскликнула Мэриголд.
— Да, но видишь ли, для нас он как бы уехал.
— И куда тебя теперь?
— Куда придется… Разъездная должность, вероятно.
— Ну почему, почему все так плохо!
В ее глазах светилась нежность, крупное красивое лицо было исполнено участия, и она закусила губу, возмущаясь такой вопиющей несправедливостью. Ее сочувствие было для него нестерпимо.