Итак, мы двинули в следующий городок.
Хисбах оказался меньше чем в миле по дороге вверх; это был городок, покрывший весь склон холма, — старые, округлые дома из серого камня сгрудились вместе, будто коробки для яиц; немного поодаль выделялась самая обыкновенная, словно присевшая на корточки церковь с луковичным куполом. Она притаилась у дороги, как старый беззубый лев, который больше был не способен нападать.
Когда мы добрались до городка, месса уже закончилась; семейства, одеревеневшие и измятые от долгого сидения, с топотом спускались вниз с церковных ступеней, скрипя своими воскресными башмаками. Маленькие мальчики стремглав кинулись к гастхофу напротив Святой Луковичной Головы: «Старинный гастхоф фрау Эртль».
Зигги похлопал по вывеске, когда мы приблизились к двери.
— Графф, — прошептал мне Зигги. — Поосторожней с этой фрау Эртль!
Так что мы вошли внутрь, сдерживая хихиканье.
— А, — протянула толстая фрау Эртль. — Добро пожаловать.
— О, спасибо, — отозвался Зигги.
— Есть кофе? — спросил я фрау Эртль. — Только горячий?
— И место, где можно вымыть руки? — добавил Зигги.
— Ну конечно же, — ответила фрау Эртль, указывая на заднюю дверь. — Правда, лампочка, кажется, перегорела.
Если только она здесь когда-то была. Потому что уборной служила будка с грязным земляным полом на задворках гастхофа, рядом с длинным, узким загоном для коз. Козы наблюдали за тем, как мы качали из колонки воду. Зигги качал воду прямо себе на спину; когда он энергично встряхнул головой, козы заблеяли и сбились в кучу у калитки загона.
— Мои бедные козочки, — сказал Зигги и перебрался через загородку, чтобы погладить их по подбородкам. О, они сразу его полюбили, это легко было заметить. — Графф, — сказал он, — вернись обратно и погляди, не идет ли кто.
В гастхоф набилось полным-полно народу — семьи с их сосисками и кофе, одинокие мужчины за длинными столами со своими кружками пива.
— А! — воскликнула фрау Эртль. — Ваш кофе на столике у окна.
Так что, когда Зигги вернулся, мы направились к своему столику — по соседству с семейством, во главе которого восседал сварливый дед. Самый младший член семьи, мальчишка, поглядывал на нас из-за булки с длинной сосиской, утонув в ней своим подбородком.
— Большой мальчик, — прошептал Зигги, состроив ему рожицу.
Мальчишка перестал жевать и не мигая уставился на нас, тогда Зигги пригрозил ему вилкой — проткнул воздух словно шпагой, — и мальчишка притянул к себе дедово ухо. Когда старик строго глянул на нас, мы с Зигги сидели и чинно пили кофе; мы кивнули ему, и дед дал внуку под столом пинка.
— Сиди и ешь, — велел он ему.
Так что мальчишка посмотрел в окно и оказался первым, кто увидел коз.
— Козы вышли! — закричал он, и дед снова пнул его под столом. — Когда я ем, я глух и нем, мой мальчик! — выговорил он ему.
Но теперь уже все члены семейства смотрели в окно, дед тоже увидел коз.
— Я запирала ворота, — охнула фрау Эртль. — Я запирала их перед самой мессой.
Несколько ребят постарше вскочили из-за столов и, толкаясь, бросились из гастхофа; козье стадо бочком направлялось к церкви. И тут пинавшийся дед наклонился к нам.
— Фрау Эртль вдова, — сообщил он нам. — Ей нужен кто-то, кто запирал бы козий загон. — Тут он поперхнулся своей сосиской и тихонько рыгнул.
Козы кивали друг другу и, стараясь удержать равновесие, со стуком карабкались вверх по церковным ступеням.
Козы кивали друг другу и, стараясь удержать равновесие, со стуком карабкались вверх по церковным ступеням. Парни согнали их в кучу у двери, но ни один из них не осмеливался подняться за козами, опасаясь испачкать свой выходной костюм.
Мы вышли наружу и наблюдали, прислушиваясь к звону колоколов из соседней деревни, — чудесное воскресное утро с настойчивым, торопливым эхом заглушало окончание каждой ноты.
— Это колокола Санкт-Леонардо, — сказала какая-то женщина. — У нас ведь тоже есть колокола, и я хотела бы знать, почему они не звонят в воскресенье.
Ее возмущение подхватили другие голоса:
— Так ведь наш звонарь еще завтракает.
— Лучше скажите — пьет.
— Старый пьянчуга!
— И дети все видят.
— У нас есть своя церковь и свои колокола, так почему мы должны слушать чужой звон, а?
— Религиозные фанатики, — шепнул мне Зигги, но его больше занимали козы. Толпа пыталась напугать их и согнать со ступеней.
— Надо пойти и привести звонаря, — заявила женщина, но звонарь уже был предупрежден о заговоре; он стоял на пороге гастхофа с пивом в руках, морща свой синий нос на утреннем солнце.
— Послушайте, дамы, — начал он. — Мои добрейшие дамы, я не мог даже мечтать о том, чтобы достичь, — он сглотнул комок в горле, отчего на глазах его выступили слезы, — достичь такого высокого мастерства, каким владеет мой соперник из Санкт-Леонардо. — Он громко икнул. — Да, как у него! — И вернулся снова за свой столик.
— Кто-то другой, — сказала все та же женщина, — должен научиться бить в колокола.
— О! — воскликнул пинавшийся дедушка. — Это не так уж и трудно.
— Но только не для тебя, — напустилась на него женщина. — Не то бы ты этим занялся! Ты просто умираешь от желания чем-то заняться. — И толстомордая молодуха толкнула деда своим крепким нахальным задом; став перед ним, она подергала его за подбородок, потом наклонилась назад, едва не падая со ступеней, ее юбка задралась почти до середины бедра. — Но только не для тебя, — повторила она и отпрыгнула от деда со ступеней на дорогу.
— Вы только посмотрите на этих коз! — воскликнул Зигги. — Почему они не заперты? Эти недоумки должны запереть их. Запереть! — прокричал он.
И тогда дед пристально посмотрел на нас; спустившись вниз на пару ступеней, он уселся с нами рядом.
— Что вы только что сказали? — спросил он.
— Это козье заклинание, — смутился Зигги. — Иногда оно помогает.
Но дед смотрел на него не мигая; он щелкнул зубами.
— Да вы просто негодник, — сказал он, хватая Зигги за руку. — Я вас видел, — прошептал он, но Зигги выдернул свою руку.
— Где находится Санкт-Леонардо с его знаменитыми колоколами? — спросил я.
— За горой, — ответил дед. — Не такой уж и высокой, должен вам сказать. А послушать этих болтунов, так прямо Альпы. Небольшая церквушка, да и народ там не лучше нашего. Так что перезвонить их чертовы колокола ничего не стоит.
— Так перезвоните, — сказал ему Зигги. — Зазвоните так, чтобы у них полопались барабанные перепонки! Пусть весь их городок мечется по улице, заткнув ладонями уши!
— Я не могу взобраться по этим чертовым ступеням, — пожаловался дед. — Меня еще на половине пути сдует вниз.
— Тогда я потащу вас на себе, — сказал ему Зигги.
— Да кто вы такой, в конце концов? — спросил дед.