Я зябко передернул плечами: от таких денег всегда пахнет криминалом. И хотя я в деньгах нуждаюсь просто отчаянно, но за решетку тоже не жаждется. Может быть, лучше получить раз-другой зарплату и по-быстрому уволиться? Кстати, что-то я, ошалев от счастья, не выяснил у них этот щекотливый вопрос: можно ли уволиться? Или из этой фирмы выносят только ногами вперед?
Постепенно осваивая интерфейс, я кликнул на иконку с портретом Глеба Модестовича. Тут же появилось окошко на четверть экрана, четкость изумительная, как и цветопередача.
Он произнес вопросительно:
-Да? Проблемы?
-Нет-нет, - ответил я поспешно. - Я хотел спросить, когда приступать? И в чем будут мои обязанности?
-Вы уже, - проговорил он медленно, - можно сказать, приступили… Результатами ваших последних исследований мы воспользовались достаточно успешно. Это я к тому, что вы уже заработали некоторый аванс. Так что не стесняйтесь сегодня же выбрать себе машину по вкусу. И начинайте подбирать квартиру. Наши ребята предложат вам пару десятков на выбор. Но теперь работать будете, естественно, уже над выполнением некоторых наших заказов.
-Хорошо, - ответил я послушно, - как скажете.
Он внимательно всмотрелся в мое лицо.
-Впрочем, - сказал он, - это не запрещает вам заниматься и дальше своей научной деятельностью. Более того, это и в наших интересах.
-В каких?
Его губы раздвинулись в усмешке.
-Просто приятно, - ответил он неожиданно. - Просто так. Приятно, когда сотрудники сыты, обуты, одеты и растут, растут, не обращая внимания, что ценники на продукты изменились, что квартплата повысилась и что бензин подорожал.
Я пробормотал:
-Да меня цены на бензин как-то не волновали.
-И не будут волновать, - согласился Глеб Модестович. - Несмотря на мощный мотор вашей машины.
-Мощный?
Он пожал плечами.
-Не на малолитражке же будете ездить?
-Ну, я как-то не думал об этом.
Он кивнул.
-Подумайте. Или давайте я распоряжусь, чтобы вам помогли подобрать? Да, это будет проще. Так что сегодня просто осваивайтесь. Работать начнете завтра. Я имею в виду, над определенными заказами. А так, я же понимаю, вы работаете всегда и везде, чем бы ни занимались…
-Ну вообще-то… - пробормотал я.
Он перебил:
-Не оправдывайтесь, мы все здесь такие. Никакие развлечения не бывают такими интересными, как любимая работа! Ждите, сейчас я к вам пришлю…
Окошко исчезло, он отключился без предупреждения. Я встал, стараясь не смотреть на стены в тех местах, где могут быть вмонтированы телекамеры. И хотя я мелкая сошка, однако средства наблюдения настолько подешевели и настолько автоматизированы, что дороже пачку жвачки купить, чем пару микроскопических телекамер с великолепным разрешением. Так что вполне все может писаться и затем проверяться с помощью простейших компьютерных программ.
В дверь постучали, я сказал громко:
-Войдите!
Глава 4
Через порог, к моему изумлению, переступила та дюймовочка с высокой копной волос, на которую я засмотрелся на втором этаже. Улыбнувшись, сказала важно:
-Меня зовут Эммануэлла.
-Очень приятно, - сказал я.
Улыбнувшись, сказала важно:
-Меня зовут Эммануэлла.
-Очень приятно, - сказал я. - Да что там приятно! Я просто счастлив…
Она наморщила носик.
-Правда, никто меня так не зовет.
-Почему?
Она сказала уже грустно:
-Если бы я была такого же роста, как Тина! И с такой же фигурой… А так все зовут Эммой, а то и вовсе Эмкой.
-А Эммочкой?
Она кивнула:
-Тоже бывает, но это тоже… не Эммануэлла.
-«Эммочка» звучит прекрасно, - не согласился я. - Как «Дюймовочка». По-моему, это намного лучше, чем «Дюймовина»!
Она хихикнула:
-Здорово, никогда такое не думала. Наш шеф прав, в нашу фирму пришел головастый сотрудник!
-Спасибо.
-Нет, правда. Головастость проявляется во всем, правда?
-Не думаю, - ответил я осторожно. - Я вот никогда не пробовал разбивать лбом кирпичи и пробивать доски. Пожалуй, и пробовать не буду.
-Пойдемте, - велела она. - И вообще, Евгений Валентинович, сходите в туалет, я подожду.
Я сконфузился:
-Да что вы о таком…
-Я обслуживающий персонал, - объяснила она важно, - и должна о вас заботиться.
-Ох, ну ладно. Я быстро!
Когда я вышел, она посмотрела на мои ладони с сомнением, но промолчала, что не слышала плеска воды из-под крана. Я потащился за нею, стараясь рассматривать ее ладную фигуру понезаметнее. Дело не в подсматривающих телекамерах, просто, если вдруг оглянется, самому будет не по себе, хотя мой взгляд вообще-то можно рассматривать как комплимент. Очень откровенный комплимент, а живем мы во все более открытом мире.
-Эмма, - сказал я неуклюже, - если можно, то Евгений Валентинович - это как-то парадно слишком. Вы же не моя студентка.
Она оглянулась через плечо, глаза широко распахнуты в удивлении:
-А как?
-Ну… можно Евгений.
Она ахнула:
-Как можно! Вы ж профессор!
-Я доктор наук, - ответил я, защищаясь, - но не профессор! Первое - это звание, а второе - должность. Ее получить куда труднее, так как докторство - это звук, а профессура - высокий оклад, власть, влияние, рычаги… Так что я никогда не был профессором. И вряд ли меня бы туда пустили.
Похоже, она чувствует, что мой взгляд устремлен на ее ноги: идет, как манекенщица по подиуму, спина ровная и даже чуть откинута назад, это чтоб те, кто впереди, хорошо рассмотрели ее красиво очерченную грудь. А я, топая сзади, все не отрывал взгляда от неимоверно длинных для ее роста ног, вот всегда засматриваемся на подобные, наш мужской пунктик, тяга к таким ногам чисто инстинктивная, сами не понимаем, почему длинные так ценятся, вот сколько анекдотов про них, однако я привык до всего докапываться, а здесь решение на виду: при длинных ногах женская задница сама поднимается к нашим ладоням, а пальцы начинают дергаться от жажды ухватить эти ягодицы, что прямо просятся в руки. А короткие ноги, опуская женский зад всего на три-пять сантиметров, ухитряются почти начисто загасить инстинкт хватания и совокупления! Этот рефлекс образовался, видимо, еще в лемурье-обезьяньем прошлом, когда наши четвероногие предки еще не понимали, что самочку вообще-то можно приподнять…
Я догнал, пошли рядом, я косился на ее высокую грудь, разрез блузки как раз позволяет увидеть верхние края розовых кружочков, а когда ткань оттопыривается при движении, то даже сами кончики, как будто твердеющие под моим взглядом.