Так же показалось и заросшему в студенческой фуражке. Видимо на всякий случай, он передернул затвор винтовки и навел ее на нашего командира. Потом сказал официальным голосом:
-Прошу, товарищ, предъявить что положено, а то я, как есть контуженный мировым царизмом, могу случайно и выстрелить!
Нашему командиру не осталось ничего другого, как выматериться и полезть в верхний карман кожанки за бумагами. Бумаг у него оказалось не очень много, всего один потрепанный лист формата А4, с малым количеством написанного от руки текста.
-На, подавись, товарищ, - небрежно сказал он, подавая студенческой фуражке свой мандат.
Однако, оказалось, что небритый, несмотря на свою фуражку, имеет проблемы то ли со зрением, то ли с грамотой. Принятый мандат он читать не стал, а начал внимательно осматривать со всех сторон, даже с чистой, где ничего написано не было.
-Не нравится мне что-то, товарищ, твой мандат, - честно признался он командиру. - А вот штаны твои нравятся, революционные у тебя, товарищ, штаны!
Однако, командир намек на свои галифе, как возможное решение вопроса мирным путем, проигнорировал и, заподозрив небритого товарища в лингвистической некомпетентности, попер на него, что называется, буром:
-Это почему тебе же, товарищ, не нравится мандат, выданный советской властью рабочих, крестьянских и солдатских депутатов? Или ты есть скрытая контра, а не революционный товарищ, пострадавший от несправедливости при проклятом царском режиме?
Студенческая фуражка, несмотря на передернутый затвор и поддержку своих коммунаров, стоящих с оружием в руках за спиной, немного смутился и осмотрел сподвижников в надежде найти у них помощь в прочтении злополучного документа. Однако, те только сурово хмурили брови, были полны пролетарской непримиримости в борьбе с врагом, но читать мандат не собирались.
-Если, товарищ, я сказал, что мандат мне не нравится, то, значит, что он не нравится, и советская власть тут ни при чем! - не очень убедительно, заметил небритый коммунар, теряя свое моральное преимущество.
Тогда, неожиданно не только для всех, но даже для себя, вперед вышел я.
-Если нужно, то я могу прочитать!
-Это кто еще есть такой? - нахмурился небритый, видимо, предполагая, что его таким образом хотят провести.
-Фершал из Ивановки, - подал голос кто-то из продотрядовцев.
То, что я не из отряда небритого, заинтересовало. Он оглядел меня с головы до ног и спросил:
-Почему без штанов?
-Штаны у меня реквизированы продотрядом в пользу Клары Цеткин, - нагло заявил я.
Такой расклад небритого успокоил, как гарантии моей беспристрастности. Он без колебаний протянул мне замызганную бумагу.
-В таком разе читай, товарищ!
Я взял мандат и прочитал его про себя. Бумага была составлена по всей форме с печатью и подписью.
Продовольственный отряд командировался от фабрики имени Клары Цеткин в сельские поселения уезда для сбора излишков продовольствия у сельского население. Подписал его какой-то предгубисполкома Родькин.
-Ну, чего не читаешь? - поторопил меня небритый.
-Тут и читать-то нечего, - ответил я. - Написано, что какого-то товарища Иванова направляют на заготовку дров в Тамбовской губернии. А печать почему-то стоит не Тамбовского Губкома, а Волынского сельсовета, Херсонской губернии. И подписи тоже липовые, за товарища Степашина, подписал какой-то товарищ Никишкин.
А печать почему-то стоит не Тамбовского Губкома, а Волынского сельсовета, Херсонской губернии. И подписи тоже липовые, за товарища Степашина, подписал какой-то товарищ Никишкин.
Мои слова произвели большое впечатление. Все, включая самих продотрядовцев, в упор уставились на покрасневшего командира. Я, поймав кураж, добавил, задумчиво разглядывая бумагу, как бы сбоку:
-И с числами путаница, здесь написано, что мандат выдан еще в шестнадцатом году! Это не мандат, а Филькина грамота!
-Дай сюда! - дико закричал командир. - Я тебе покажу Филькину грамоту!
-Нечего тебе фальшивыми бумагами революционных товарищей обманывать, - отстранился я. - Вот что с такими мандатами делают!
Оттолкнув кинувшегося ко мне командира, я порвал документ на куски и обрывки бросил в грязь.
-Да ты! Да я! - истерично заорал он, засовывая руку в штаны галифе. - Я тебя, контра, сейчас из своего революционного нагана в расход пущу!
-Замучишься, - пообещал я, - только вынь, я тебе его в жопу засуну!
-Да ты! - задергался он, вырывая зацепившийся мушкой за подкладку кармана пистолет.
Однако, воспользоваться им командиру не удалось. У меня уже столько против него накопилось, что не было жалко даже собственного кулака! Думаю, что такого душевного удара по скрытой контре, революционные товарищи вряд ли когда-нибудь видели. У меня тотчас занемели разбитые в кровь суставы пальцев.
-Ну, ты, товарищ фершал, и бьешь! - уважительно сказал небритый, разглядывая недвижное тело краснознаменного командира, распростертое посредине дороги. - Видать, оченно ты недолюбливаешь скрытую контрреволюцию!
-Ты прав, товарищ, особливо, когда она обижает трудящийся элемент, - в тон ему ответил я, поднимая выпавший из руки командира наган. - Его, гада, послали вроде бы дрова запасать в Тамбовской губернии, а он обобрал целую деревню красных бедняков и прикончил ни за что, ни про что безвинного инвалида.
-Надо бы его в ЧК сдать, - задумчиво сказал небритый.
-Сдать дело нехитрое, там таким штанам очень даже порадуются, - поддержал его я, добавив, однако, в свои слова немного скрытого контрреволюционного подвоха.
Мысль, что вместе с фальшивым товарищем в Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем исчезнут роскошные галифе, попала в голову коммунару и больше ее не покидала.
-Действительно, штаны знатные, да и куртка комиссарская, - задумчиво сказал он, рассматривая лежащего посередине дороги командира. - С другой стороны, мы и сами партейные и можем разобраться по всей строгости. Чего зря товарищей по борьбе отвлекать на всякий мелкий элемент…
Пока мы обсуждали текущее положение дел, бойцы продотряда находились в полном смущении. С одной стороны у них было при себе оружие, с другой - получалось, что они действовали без законного мандата и сами могут попасть под строгий и быстрый пролетарский суд. Чем это обычно кончалось, они знали и сами. К тому же, вокруг нас собралось уже человек двадцать коммунаров, да и пулемет «Максим» в конце улицы заставлял реальнее взглянуть на свое положение.
-Верно мыслишь, товарищ, - похвалил я небритого. - Что у нас самих нет классового чутья? Создадим Ревтрибунал и осудим его по всей по революционной строгости.
-Оно-то, конечно, все так, и насчет чутья, и вообще, да как бы чего не вышло!
-А чего может выйти? Пусть фальшивую контру судят его же товарищи, которых он обманом вовлек в контрреволюционную организацию.