Разогнав одуревших от крови и еле передвигающих ноги падальщиков, мы с де Коннэ оглядели место побоища и… постарались не смотреть друг другу в глаза. Не знаю, как Арти, а я почувствовала себя не в своей тарелке — у меня никак не получалось оторвать взгляд от одного из тел, словно попавшего в мясорубку. Трудно сказать, чем монах так не угодил моему сыну, но то, что Самир творил с ним при жизни, было по-настоящему страшно. На окровавленной колоде, мало похожей на труп, не было ни одного целого клочка кожи. Обрубки отдельных частей тела, валяющиеся вокруг, выглядели не лучше. Кое-как справившись с тошнотой, я заставила себя посмотреть на остальные трупы и облегченно вздохнула — всех их, включая женщину, он убил походя. Без лишней жестокости и садизма.
— Они ушли вдвоем. Самир и переживший… оставшийся в живых монах… — осмотрев следы, и, на всякий случай сверившись с планшетом, буркнул Арти. — Судя по следам, его спутник либо ранен, либо после нокаута: оступается на каждом шагу. И темп передвижения у них здорово упал…
— А как мой сын? — вырвалось у меня, хотя я отчего-то совершенно точно знала, что у Самира все хорошо.
— Думаю, с ним все в порядке… — немного неуверенно пробормотал де Коннэ. Все еще стараясь не смотреть мне в глаза. — Как ты думаешь, почему он их убил?
— Не знаю… — я пожала плечами и ляпнула: — Видимо, решил, что они ему больше не нужны…
Арти ошарашено посмотрел на меня и… засиял:
— Тогда все понятно! Он оставил в живых одного воина именно для того, чтобы его гарантированно впустили на корабль и довезли до Империи. А чтобы тот, кого он решил использовать для своих целей, был достаточно послушным, его надо было сломать! Понимаешь? Это — он показал на растерзанное тело, лежащее у моих ног, — всего лишь способ. Инструмент! Он у тебя молодец, Маша! Да и чтобы придумать, как справиться с такой толпой обученных солдат, даже спящих, надо иметь очень неплохие мозги. И двигаться безумно быстро…
— Это он умеет… — вспомнив, как он меня убивал, еле слышно прошептала я… — Пока ты тут снимаешь, я пойду, ополоснусь, ладно? А то чувствую себя грязной, как чушка…
— Конечно, иди… Я справлюсь сам… — преувеличенно деловым тоном сказал он, и, повернувшись ко мне спиной, занялся своим планшетом.
А я, спустившись к воде, быстренько разделась, и рухнула разгоряченным от бега телом в прохладную и прозрачную, как стекло, глубину…
…Следующая же ночь подтвердила выводы Арти — подобравшись вплотную к лагерю сына и его спутника, мы увидели идиллическую картину: Самир, нехотя вталкивая в себя что-то съедобное, восседал спиной к пленнику, а тот, валяясь бревном прямо на холодной и влажной от вечерней росы земле, даже не пытался пошевелиться. Хотя явно не спал.
Наскоро перекусив, сын наломал кучу лапника, накрыл его чем-то вроде шкуры, и, не обращая внимания на монаха, завалился спать. Мы с Арти, замерев в каких-то двадцати метрах от него, встревожено наблюдали за пленником. И, как оказалось уже на рассвете, зря — имперец в принципе не смог бы что-либо предпринять, так как оказался лишен обеих рук! Мало того, на рассвете, пинком разбудив трясущегося в лихорадке пленника, Самир вытащил из его бедер иглы!
— Вовкины рассказы о службе… Применение подручных средств для скоростного обездвиживания языка… — сообразила я. И, вглядевшись в хмурое, замученное и какое-то очень взрослое лицо сына, подумала: — Боже, как он исхудал…
…Утро последнего дня перед выходом на побережье Самир встретил с мечом в руке — заставив своего пленника встать, он молниеносно нанес ему несколько ударов, и, протерев клинок от крови, с интересом оглядел результаты своей работы:
— Ну, что, думаю, что с такими ранами до корабля ты как-нибудь доберешься.
И, вглядевшись в хмурое, замученное и какое-то очень взрослое лицо сына, подумала: — Боже, как он исхудал…
…Утро последнего дня перед выходом на побережье Самир встретил с мечом в руке — заставив своего пленника встать, он молниеносно нанес ему несколько ударов, и, протерев клинок от крови, с интересом оглядел результаты своей работы:
— Ну, что, думаю, что с такими ранами до корабля ты как-нибудь доберешься. Вернее, доберешься как раз до него! Мы их, конечно же, слегка перебинтуем… — он вытащил из рюкзака несколько грязных кусков ткани, и, располосовав их на длинные полосы, небрежно перемотал кровоточащее тело монаха. — Уговор не забыл?
Имперец бешено замотал головой:
— Я рассказываю о недавней стычке в лесу, приказываю доставить тебя в монастырь, а ты… — он сглотнул, — даришь мне легкую смерть!
— Молодец! — криво усмехнулся мой сын. — Что ж, поверим тебе на слово. Хотя, правильнее было бы отрезать тебе язык. Что скажешь? Допустим, ты пропустил удар в лицо. Меч пробил щеку и лишил тебя этого не очень важного для небольшого отрезка оставшейся тебе жизни органа…
Заросшее серой от грязи щетиной лицо монаха перекосилось, и из глаз полились самые настоящие слезы:
— Я скажу капитану все, что ты приказал! Только дай мне умереть по-человечески! Пойми, я…
— Думаешь, мне есть дело до твоих рыданий? — перебил его Самир. — Единственное, о чем я сейчас думаю — это о целесообразности. А моя способность понимать ВАС… умерла. Еще в Аниоре…
— Впрочем, — немножечко подумав, пробормотал Самир, — так и быть… Я пойду тебе навстречу. С одним условием. Когда меня проведут на корабль, ты и один из членов команды, который знает, в какой точке побережья меня планируется высадить, пойдете вдоль берега к ближайшему городку. Оставляя четкие следы от ДВУХ человек. И когда те, кто все эти дни шли за нами, вас найдут, ты расскажешь им все то же самое, что пел мне у озера. Думаю, эта информация им пригодится…
Монах, вздрогнув, затравленно посмотрел на моего сына, задумчиво глядящего практически на те самые кусты, за которыми прятались я и Арти:
— А они подарят мне легкую смерть?
— Да. Я им напишу… — криво усмехнулся Самирчик, и, срезав с ближайшего дерева подходящий кусок ветки, обмакнул импровизированную ручку в кровь своего пленника. — Ну-ка, повернись ко мне спиной…
— А если то, что ты пишешь, поймут на корабле? — покорно подставляя замызганную исподнюю рубашку под «перо», на всякий случай спросил монах.
— Вряд ли они в детстве учили русский… — мрачно буркнул сын и тяжело вздохнул. — Ладно, я закончил. Пора выдвигаться на берег…
Глава 51. Арти де Коннэ
Корабль выглядел именно так, как было описано в последнем пророчестве: перекошенный корпус, застрявший на пробившем днище куске скалы; разодранные в клочья паруса; запутавшиеся в обрывках такелажа обломки мачт. В гладкой, без малейшей ряби, поверхности моря освещенный лучами восходящего солнца остов выглядел жутковато: глядя на него, казалось, что ужасный шторм, выбросивший такую махину на прибрежные камни, таится где-то рядом, и вот-вот с новыми силами обрушит на берег беспощадные валы ныне неподвижной и прозрачной, как стекло, воды.
Ощущение было странным — Арти совершенно точно знал, что причиной кораблекрушения был не шторм, не ошибка капитана и не неправильная лоция: достаточно было взглянуть на выброшенные на прибрежный песок тела, как на ум приходило единственное подходящее слово.