Темные прямые волосы расчесаны на пробор. На вид девушке было не больше двадцати. «Да что там двадцати, - подумал Эдвард, - ей, наверное, и восемнадцати нет! Пластическая хирургия достигла, конечно, значительных высот, только выражение глаз ведь всё равно не подделаешь. Глаза всегда выдают старух с гладкой кожей и высоким бюстом».
«Еще одна кредиторша?» - промелькнула мысль в мятущемся сознании Эдварда. Нет, девушка выглядела слишком наивно, чтобы быть проституткой. Так что же ей от него надо?
- Ты ранен, друг? - поинтересовалась девушка, указывая глазами на истерзанную руку Цитруса.
- Да, - не стал запираться Эдик. - Упал неудачно.
- О! - воскликнула девушка. - Скромность! Нечасто встретишь такое в наше время. Зачем же ты пришел на митинг? Я сразу поняла, что ты - из боевого отряда. А мне так нравятся парни из боевых отрядов! Тебе, наверное, досталось на Цирцении?
Аферист оглядел девицу с головы до ног. Туфельки на высоком каблуке, джинсы, нарочито порванные в нескольких местах, блузка с глубоким вырезом. Кожа белая, нежная… И эти огромные глаза! Нет, девочка явно работает за идею! С такими людьми просто общаться, если иметь соответствующий подход.
- Да, - Эдик посчитал, что спорить бессмысленно. Если уж он решил выдавать себя за мусона, то нужно делать это с максимальной пользой. - С космодрома сразу на митинг. Только что подошел. Хотел найти верных людей.
- Отлично! - воскликнула девушка. - Ты их уже нашел! Я сейчас отведу тебя к секретарю…
- Нет! - воскликнул Цитрус. - Только не это!
- Почему?
- В рядах организации скрывается предатель. Мне нельзя общаться ни с кем из руководства. Нельзя знакомиться со всеми. Сдадут копам - и крышка. Кастрируют и расстреляют. Хорошо, что я встретил тебя. Поможешь мне найти убежище?
- Конечно! - Глаза девушки восторженно загорелись. Как же, настоящее дело…
- Ты не можешь быть предателем, - зачастил Цитрус. - Я тебе верю. И во всём положусь на тебя! Ведь ты мне поможешь, милая? Как тебя, кстати, зовут, красавица?
- Марина.
- Какое приятное имя! Была у меня одна Марина… То есть я не это, конечно, хотел сказать. А я - Эдвард. И мне нужно что-то сделать с рукой. Страшная боль.
Он продемонстрировал девушке замотанную бинтами конечность. Что и говорить, выглядела она неважно. Изогнута под неестественным углом, бинты пропитались кровью, а сверху - приличный слой грязи… Поэтому бинт не видно издалека. Будь он белым, заметным, копы давно вытащили бы Эдварда из толпы.
- Тебе повезло - я учусь в медучилище. На первом курсе, - объявила Марина. - Умею делать перевязки…
- А больше ты ничего не умеешь делать? Массаж, например? - не сдержался Эдвард. Недаром же его звали Болтуном!
- Нет, массаж мы еще не проходили…
- Искусственное дыхание рот в рот?
- Это да. Если ты упадешь - я не оплошаю. Но крепись! Мы постоим еще часик-другой - и сможем уйти вместе со всеми. Нас никто не заметит. Я помогу тебе.
Цитрус посмотрел на небо. Стоять вместе с сумасшедшими мусонами еще два часа… Хорошо хоть солнце перестало палить. Вечер, да и тучи сгущаются. А девчонка так и прыгала вокруг, прижималась к здоровому боку. Хоть что-то приятное в этой мерзкой ситуации.
- Эдвард, а расскажи, как было на Цирцении? Тебя ранили? Из лучевой винтовки? Как ты выбрался?
- Угнал катер военных, - отозвался Цитрус. - Отстреливался. Положил много легавых.
- Отстреливался. Положил много легавых. Только я не хочу сейчас об этом вспоминать. Рука очень болит. У тебя нет какого-нибудь обезболивающего? Хотя бы цитрамона? Или но-шпы?
- Есть отличное обезболивающее! - радостно отозвалась девушка. - Я всегда с собой ношу. Дать?
- Да! - заорал Эдвард. - Что же ты раньше молчала, подруга, черт побери? Я так страдаю! А ты только жмешься ко мне!
Девушка обиженно захлопала глазками, но вслух сказать ничего не посмела. Достала из сумочки лекарство.
Схватив пластиковый контейнер с оранжевыми капсулами, Цитрус проглотил сразу четыре штуки. Через пять минут боль отступила. Правда, соображать стало тяжелее.
- Спасибо тебе! Ты спасла меня, - выдавил Эдвард.
- Я понимаю, как тебе тяжело, - опустила уголки губ Марина. - Ты суровый мужчина…
- Да. Жизнь заставляет, - вздохнул Эдик. - Привык к партизанской войне. Бываю груб. Прости меня.
- Что ты! Это мой долг! - целуя Эдварда в грязную щеку, заявила Марина. - Будем делать вид, что мы влюбленные. К парам полицейские цепляются не так сильно, как к отдельным людям.
- Хорошо, - вздохнул Эдвард, обхватывая девушку здоровой рукой немного ниже талии. От четырех таблеток сознание плыло, словно в наркотическом дурмане. Интересно, что это было за обезболивающее? Надо бы запомнить название и прикупить при случае…
С неба начали падать крупные тяжелые капли. Пара минут - и дождь полил как из ведра. Мусоны стояли твердо, держа над головой плакаты с портретом своего лидера. Полицейские попрятались под тентами летних кафе, зашли в подъезды и в магазины. Марина достала из сумочки зонт - правда, двоим под ним явно было мало места, даже если стоять обнявшись.
- Дождь организовали специально, - сообщила девушка. - Чтобы не дать нам провести митинг.
- Как - специально? - удивился Эдвард.
- Послали самолет с реагентами, который заставил тучи разразиться дождем именно на площади. На праздники тучи разгоняют, а во время наших митингов, наоборот, сгоняют. Продажные синоптики! Продажная мэрия! Все вокруг продажные!
- Точно, - кивнул Цитрус. - И копы продажные, и прокуратура, и даже женщины! То есть некоторые, хотел я сказать… Может, свалим отсюда? Ты меня приютишь?
- Конечно. А идти… Да, идти лучше сейчас. Побежали!
Сняв туфли на высоком каблуке, девушка зашлепала по лужам, обняв Эдварда за плечи. Тот трусил, стараясь не высовываться из-под зонта. Со стороны они представляли собой идиллическую картину. Молодые влюбленные голубки, которым надоел митинг.
- Ты живешь одна? - поинтересовался Эдик.
- Нет, что ты… Мне не по карману снимать квартиру одной. Я живу с подругой. И с ее другом.
- Опа! - хмыкнул Цитрус. - Прямо вот так втроем и живете?
- Ну да. Что же в этом такого?
- Да нет, ничего… Они тоже мусоны?
- Нет, они - анархисты.
- И как настоящий мусон, то есть мусонка, может делить постель с анархистами?
Девушка открыла глаза так широко, как, казалось, уже нельзя.
- Что ты, Эдвард, какая постель? У нас даже комнаты разные. Только кухня общая. И ванная.
- Ах, вот как. Это лучше. Нужно соблюдать конспирацию. И дистанцию. С представителями других партий, естественно. Своим-то всё можно. Мусонке переночевать у мусона - всё равно что выпить стакан воды…
Жила Марина в небольшом восемнадцатиэтажном доме с десятью подъездами, на седьмом этаже.