То были дни, когда я познал, что значит: страдать; что значит: стыдиться; что значит: отчаяться.
Пьер Абеляр
Должен вас предупредить вот о чем. Выполняя задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах.
Ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли?
Эрнест Хемингуэй
ПРОЛОГ
Ложа Анкиного арбалета была выточена из черной пластмассы, а тетива была из хромистой стали и натягивалась одним движением бесшумно скользящего рычага. Антон новшеств не признавал: у него было доброе боевое устройство в стиле маршала Тоца, короля Пица Первого, окованное черной медью, с колесиком, на которое наматывался шнур из воловьих жил. Что касается Пашки, то он взял пневматический карабин. Арбалеты он считал детством человечества, так как был ленив и неспособен к столярному ремеслу.
Они причалили к северному берегу, где из желтого песчаного обрыва торчали корявые корни мачтовых сосен. Анка бросила рулевое весло и оглянулась. Солнце уже поднялось над лесом, и все было голубое зеленое и желтое - голубой туман над озером, темно-зеленые сосны и желтый берег на той стороне. И небо над всем этим было ясное, белесовато-синее.
-Ничего там нет, - сказал Пашка.
Ребята сидели, перегнувшись через борт, и глядели в воду.
-Громадная щука, - уверенно сказал Антон.
-С вот такими плавниками? - спросил Пашка.
Антон промолчал. Анка тоже посмотрела в воду, но увидела только собственное отражение.
-Искупаться бы, - сказал Пашка, запуская руку по локоть в воду. - Холодная, - сообщил он.
Антон перебрался на нос и спрыгнул на берег. Лодка закачалась. Антон взялся за борт и выжидательно посмотрел на Пашку. Тогда Пашка поднялся, заложил весло за шею, как коромысло, и, извиваясь нижней частью туловища, пропел:
Старый шкипер Вицлипуцли!
Ты, приятель, не заснул?
Берегись, к тебе несутся
Стаи жареных акул!
Антон молча рванул лодку.
-Эй-эй! - закричал Пашка, хватаясь за борта.
-Почему жареных? - спросила Анка.
-Не знаю, - ответил Пашка. Они выбрались из лодки. - А верно здорово? Стаи жареных акул!
Они потащили лодку на берег. Ноги проваливались во влажный песок, где было полным-полно высохших иголок и сосновых шишек. Лодка была тяжелая и скользкая, но они выволокли ее до самой кормы и остановились, тяжело дыша.
-Ногу отдавил, - сказал Пашка и принялся поправлять красную повязку на голове. Он внимательно следил за тем, чтобы узел повязки был точно над правым ухом, как у носатых ируканских пиратов. - Жизнь не дорога, о-хэй! - заявил он.
Анка сосредоточенно сосала палец.
-Занозила? - спросил Антон.
-Нет. Содрала. У кого-то из вас такие когти…
-Ну-ка, покажи.
Она показала.
-Да, - сказал Антон. - Травма. Ну, что будем делать?
-На пле-чо - и вдоль берега, - предложил Пашка.
-Стоило тогда вылезать из лодки, - сказал Антон.
-На лодке и курица может, - объяснил Пашка.
А по берегу: тростники - раз, обрывы - два, омуты - три. С налимами. И сомы есть.
-Стаи жареных сомов, - сказал Антон.
-А ты в омут нырял?
-Ну, нырял.
-Я не видел. Не довелось как-то увидеть.
-Мало ли чего ты не видел.
Анка повернулась к ним спиной, подняла арбалет и выстрелила в сосну шагах в двадцати. Посыпалась кора.
-Здорово, - сказал Пашка и сейчас же выстрелил из карабина. Он целился в Анкину стрелу, но промазал. - Дыхание не задержал, - объяснил он.
-А если бы задержал? - спросил Антон. Он смотрел на Анку.
Анка сильным движением оттянула рычаг тетивы. Мускулы у нее были отличные - Антон с удовольствием смотрел, как прокатился под смуглой кожей твердый шарик бицепса.
Анка очень тщательно прицелилась и выстрелила еще раз. Вторая стрела с треском воткнулась в ствол немного ниже первой.
-Зря мы это делаем, - сказала Анка, опуская арбалет.
-Что? - спросил Антон.
-Деревья портим, вот что. Один малек вчера стрелял в дерево из лука, так я его заставила зубами стрелы выдергивать.
-Пашка, - сказал Антон. - Сбегал бы, у тебя зубы хорошие.
-У меня зуб со свистом, - ответил Пашка.
-Ладно, - сказала Анка. - Давайте что-нибудь делать.
-Неохота мне лазить по обрывам, - сказал Антон.
-Мне тоже неохота. Пошли прямо.
-Куда? - спросил Пашка.
-Куда глаза глядят.
-Ну? - сказал Антон.
-Значит, в сайву, - сказал Пашка. - Тошка, пошли на Забытое Шоссе. Помнишь?
-Еще бы!
-Знаешь, Анечка… - начал Пашка.
-Я тебе не Анечка, - резко сказала Анка. Она терпеть не могла, когда ее называли не Анка, а как-нибудь еще.
Антон это хорошо запомнил. Он быстро сказал:
-Забытое Шоссе. По нему не ездят. И на карте его нет. И куда идет, совершенно неизвестно.
-А вы там были?
-Были. Но не успели исследовать.
-Дорога из ниоткуда в никуда, - изрек оправившийся Пашка.
-Это здорово! - сказала Анка. Глаза у нее стали как черные щелки. - Пошли. К вечеру дойдем?
-Ну что ты! До двенадцати дойдем.
Они полезли вверх по обрыву. На краю обрыва Пашка обернулся. Внизу было синее озеро с желтоватыми проплешинами отмелей, лодка на песке и большие расходящиеся круги на спокойной маслянистой воде у берега - вероятно, это плеснула та самая щука. И Пашка ощутил обычный неопределенный восторг, как всегда, когда они с Тошкой удирали из интерната и впереди был день полной независимости с неразведанными местами, с земляникой, с горячими безлюдными лугами, с серыми ящерицами, с ледяной водой в неожиданных родниках. И, как всегда, ему захотелось заорать и высоко подпрыгнуть, и он немедленно сделал это, и Антон, смеясь, поглядел на него, и он увидел в глазах Антона совершенное понимание. А Анка вложила два пальца в рот и лихо свистнула, и они вошли в лес.
Лес был сосновый и редкий, ноги скользили по опавшей хвое. Косые солнечные лучи падали между прямых стволов, и земля была вся в золотых пятнах.