«Вот так! – злорадно думал каждый. – Теперь и вам спать вполглаза!»
Пленника допросили. Железо не понадобилось. Перепуганный смерд, оказавшийся не одним из вождей, а просто удачливым охотником, справившим из добычи знатную шубку, болтал бойко. Но ничего такого, о чем Духарев не догадывался ранее, не поведал. Да, бучу замутили жрецы. Но поддержали их весьма охотно. Платить дань, даже малую, лесовики не любили, поскольку были уверены, что в княжьей защите не нуждаются, а найти их в лесных чащах – дело для чужих не столько непосильное, сколько хлопотное. Примерно как мышей мечом рубить. А вот разграбить богатый обоз сборщиков дани (вот за кого приняли отряд Духарева) – милое дело. Боги одобрили. Правда, устами своих жрецов, потребовали за «поддержку» третью долю добычи, но плата никому не показалась чрезмерной. Хотя, когда выяснилось, что взять киевских воев врасплох не удалось, жрецам были выставлены серьезные претензии, от которых служители языческого культа, по обыкновению, легко отбрехались. И пообещали, что «боги» себя еще проявят.
К последнему утверждению Сергей отнесся несерьезно. И – напрасно.
День прошел спокойно. В лесу наблюдалось активное шевеление, но не более того. Здорово мешали вороны, устроившие праздник живота на валу из трупов – живых к этому времени в гигантской груде тел не осталось. Гонять падальщиков было бесполезно. Бить стрелами – жалко. Стрел.
Зато еды теперь было вдоволь. И дров. Сергей решил не экономить. Очень надеялся, что подойдет помощь из Улича. У сына – больше тысячи дружинников. Причем не просиживающих штаны по Детинцам, а с апреля до октября активно полевавших в Дикой Степи, бивших и печенегов, и угров, забывших о том, что у их великого князя Гезы, прозванного земляками «Кровавые руки», с Киевом – мирное соглашение.
Прозвище сын Такшоня Геза получил не совсем заслуженно. Среди современников-правителей были и покровавее. А Геза всего лишь перерезал тех, кто посчитал неправильным его наследование отцу. Согласно лествичному праву, практиковавшемуся в Венгрии, на его стол должен был сесть старший в роду, но Геза оказался сильнее обычаев. Духарев знал его лично и относился к нему с симпатией. Геза был прекрасным воином. А как позже выяснилось, еще лучшим политиком. Женился (правда, с подачи отца) на дочери одного из сильнейших лидеров – владыки Трансильвании. Девушка эта, кстати, считалась самой красивой женщиной Венгрии.
После смерти отца Геза резко сузил внешнюю, то бишь разбойную деятельность (очень вовремя!) и даже крестился лет десять назад. Причем тоже грамотно: мимо немецкого и византийского духовенства – непосредственно у представителя Папы Римского. А за год до этого официально замирился с германским императором Оттоном. Кстати, крестившись, подданных приводить к Христу не стал, а сам продолжал приносить жертвы старым богам. На претензии духовенства отвечал так: я – человек небедный. У меня на всех хватит. Кстати, и жен, коих по языческому обычаю у него было несколько, от себя гнать не стал. В общем, делал Геза Такшоневич всё, что хотел, и всё ему с рук сходило. И более того, неизменно приводило к укреплению государства.
Кстати, когда пару лет назад в Священной Римской империи германской нации началась заварушка, Геза плюнул на договор и хапнул часть Австрии.
Вряд ли он стал бы злоумышлять против киевского князя, но не все угры ходили строго под своим лидером. Иные не прочь были и пошалить. Но в сравнении с печенегами это была капля в море.
Впрочем, воям уличского князя было без разницы, кого бить. Кто сунется – тому и смерть.
Неужто теперь пришла очередь своих, уличей?
Напрасно Духарев переживал за уличей. Ему бы лучше за свою чать да дружину беспокоиться.
Утром уличские вожди нанесли удар. На этот раз, похоже, в полную силу. Поперли со всех сторон несметным числом, да не дуром, а с опаской: каждый прихватил здоровенную вязанку хвороста, которой и прикрывался, будто щитом.
Утром уличские вожди нанесли удар. На этот раз, похоже, в полную силу. Поперли со всех сторон несметным числом, да не дуром, а с опаской: каждый прихватил здоровенную вязанку хвороста, которой и прикрывался, будто щитом. А первые вообще с деревянными щитами шли: грубыми, тяжелыми, связанными кое-как, но в качестве защиты весьма эффективными.
Гридни, конечно, искали бреши. Находили, стреляли и попадали. Однако это несерьезно. Пять минут – и дело дошло до рукопашной.
Тут хворост тоже помог – уличи кидали его под ноги, чтобы удобнее было лезть на сани.
Да и щиты пригодились. Упершись человек по десять-пятнадцать, смерды сдвигали сани, продавливали кольцо защитников… Которых было катастрофически мало. Духарев понял: лагерь не удержать. Уцелеть бы самим!
«Все ко мне!» – протрубил он.
Тренированная гридь тут же отступила, перестроилась кольцом. Заслонив слабых: раненых, челядь…
Сразу стало легче. Привычный строй, привычная работа. Духареву вспомнилось, как вот так же стояли на Хортице против печенегов Курэя…
Эх, не повторить бы судьбу Святославовой дружины!
Большая часть уличей, оказавшись в лагере, тут же кинулась грабить. Но не все. Больше половины лесовиков, понукаемых кто – местью, кто – волей вождей, столпились вокруг крохотного островка духаревской дружины… и остановились.
Гриди осталось – шесть неполных десятков (многие полегли во время первого натиска), но идти на железную стену смердам было страшно. Помнили, что из этого может выйти.
И тут подоспели смелые.
Толпа звероватых мужиков с топорами да копьями мало отличалась от остальных уличей. Но всё же отличалась.
Во-первых, они были полуголые, в каких-то лохматых шкурах. Во-вторых – бесстрашные. Судя по безумным мордам – явно чем-то опоенные.
Эти – не сомневались. Вопя, приплясывая на ходу, размахивая своей скорее охотничье-сельскохозяйственной, чем военной снастью, они сходу накатили на гридь.
Пусть рогатина и не военный инструмент, а топор дровосека слишком неуклюж для правильной битвы, но и тем и другим можно запросто крушить щиты, шлемы, панцири и кости под ними.
Да уж! Не обманули жрецы. Этакое берсерочье равнодушие нападавших к ранам однозначно приписывалось «божественному» вмешательству. Посредством известных психотропных средств натурального происхождения.
Рубилово получилось страшное. Мечи дружинников секли руки, ноги, головы… Но людей-зверей было не остановить. Иному меч втыкался в живот, а он насаживался еще больше, вцеплялся руками в дружинника и вытаскивал его из строя… Где гридня тут же и забивали. Безумцы лезли нахрапом, вбивали с размаху топоры в щиты, тут же гибли, но им на смену приходили другие. Шуйцы гридней немели от удвоенной, утроенной тяжести…
Кольцо дружинников сжималось. Духареву пришлось самому встать в строй. Рядом с ним оказался Мелентий.
Сергей не стал его прогонять: похоже, так и так конец. Даже сдаться не получится. Эти – порвут.
Рост и длинные руки давали Духареву кое-какое преимущество. Щит он тоже брать не стал. Меч – в левой, сабля – в правой. Ошибки не допускаются. Подпустишь упыря к себе – конец.
Так что приходилось не подпускать. Колоть в туловище Сергей избегал – чтоб клинок не увяз. Мечом он по большей части парировал, а вот сабля трудилась. Добрый дамаск запросто сек кольчуги, так что мясо и кости ему были – как ножу холодец. Разил Духарев без промаха. Бесноватые совсем не береглись…
Краем глаза заметил: Мелентий бьется уже мечом. Копье где-то затерялось. Вернее, в ком-то.
Слева от Духарева – Развай. Спокойный, сосредоточенный. Дышит ровно, бьет точно. Удар – труп.
А вот у Сергея дыхание уже начало сбиваться. Возраст. Черт! Ну когда же они кончатся?
Безумцы кончились.