Он видел цветы, перемежаемые на ветках золотыми чашами и огоньками, горящими внутри хрустальных чаш. Он видел женщин с кольцами на тонких пальцах и жемчужными нитями, перевивающими их волосы. Грустные чудовища лизали их босые ноги, а дьявол с пестрыми и плоскими, как у бабочки, крыльями, жадно подглядывал за этим из кустов.
Иногда Гвибера подхватывало какое-нибудь приключение, и он бродил по дорогам и замкам, но проснувшись ничего толком не помнил и только весь день потом глупо улыбался.
В те дни граф Раймон был регентом Королевства. Мальчик-король постоянно находился при нем, слушая и запоминая все, что говорил его дядя.
А Раймон говорил о том, что нельзя допускать Саладина в Мосул и Алеппо. Раймон был готов помогать владыкам Мосула и Алеппо и проливать христианскую кровь ради неверующих во Христа - лишь бы Саладин не захватил эти города. Алеппо на севере и Дамаск на юге - и Триполи как раз посередине.
Краем глаза Гвибер видел одного орденского брата, которого сеньор Родриго представил королю и графу Раймону, чтобы этот человек служил им: он был смуглый, как мавр, и складывал губы иначе, чем франки. Гвибер уже знал, что сарацина можно отличить по манере дышать, смотреть и сжимать рот. Этот орденский брат умел быть сарацином. Только вот Раймонов Денье не слишком понимал, для чего такое нужно христианину.
Поздно вечером Гвибера призвал к себе сеньор Родриго. В покоях сеньора находились и Раймон, и молодой король. Завидев графа Триполитанского, Гвибер позабыл обо всем на свете - бросился к нему, а не к Болдуину, и упал ему в ноги, и стал целовать его одежду.
Раймон чуть отодвинулся, приподнял брови, готовый засмеяться.
-Не ошибся ли ты, мой друг? - спросил он ласково Гвибера. - Вот король. Я - всего лишь королевский опекун.
Чуткое ухо уловило бы нотку горечи в его голосе; но вместе с тем было очевидно, что Раймон относится к племяннику с любовью, особенно глубокой от мысли о скорой смерти Болдуина.
Но Гвибер не обладал чутким слухом. Он видел перед собой того, кому был обязан всей своей новой жизнью.
Поднявшись перед королем и Раймоном, Гвибер вскричал:
-Разве вы не узнаете меня, мой господин?
Раймон покачал головой, дивясь такой пылкости. А Болдуин склонил голову - так, словно слушал новый, чрезвычайно любопытный роман.
-А! - выкрикнул Гвибер и запрыгал на одной ноге. - Я ваш денье, мой господин, ваш старый серебряный денье с Давидовой башней!
Раймон посмотрел на сеньора Родриго, словно ожидая от того объяснений. Но сеньор Родриго ничего не знал.
-Расскажи нам про этот денье, - сказал король.
Гвибер увидел короля и побледнел. Почесал щеку, на которой были белые пятна - не от болезни, но полученные еще при рождении. Смутился еще больше. Затем махнул рукой безнадежно и сказал:
-Можно, я сяду? У меня что-то голова кружится. Неровен час упаду - стыда не оберешься!
Сеньор Родриго прикусил губу, не зная, смеяться ли такой дерзости или ужаснуться и выгнать дурака вон. Но король проговорил очень спокойно:
-Дайте ему стул. Пусть он сядет.
И вот Гвибер расселся в присутствии самых важных сеньоров Королевства и начал рассказывать всю свою историю, с самого начала: и о том, как он попал в плен к неверующим во Христа, и что с ним происходило, пока он был в плену, и как явились братья из ордена Монжуа и стали выкупать пленных, и как не хватило одного денье, а после он нашелся - и оказался тем самым денье, который дал граф Раймон Триполитанский…
-С той минуты и до самой моей или вашей смерти я - ваш человек, мой господин, - заключил Гвибер, обращаясь к графу Раймону.
Он поерзал на стуле, чувствуя себя не вполне удобно.
-Что же нам делать с этой простотой? - заговорил король. Голос у него был ломкий, хрипловатый, он неприятно резал бы слух, если бы не интонация, очень спокойная и доброжелательная.
-Отправим его в Дамаск с братом Иоанном, - сказал сеньор Родриго.
Тут Гвибер понял, что сеньоры собрались для того, чтобы опять, каким-то новым образом, решить его судьбу, и забеспокоился. Его взгляд метнулся от короля к графу Раймону, но ни там, ни там не увидел Гвибер ничего хорошего.
Но затем Раймон улыбнулся ему и заговорил:
-Если ты мой человек, Гвибер, то послушай, чего я хочу от тебя, и сделай все, как я повелю.
Гвибер сказал:
-Можно, я встану? Не то я, кажется, сейчас свалюсь с этого стула.
И он вскочил так поспешно, словно маленькое круглое сиденье жгло его зад.
Стульев в замке было совсем немного, и предназначались они для очень важных персон, а Гвибер об этом вспомнил только сейчас.
-Ты отправишься в Дамаск вместе с братом Иоанном, - сказал граф Раймон.
-В Дамаск? - пробормотал он.
Король пошевелился и снова вступил в разговор:
-Вы его пугаете. Объясните же все по порядку. Объясните ему, что никто не возвращает его сарацинам. Напротив - теперь он будет следить за ними, теперь их жизни будут в его руке… Скажите же ему, дядя!
И Гвибер узнал, что орден Монжуа не только имеет, по договоренности с сарацинами, доступ на рабские рынки Алеппо и Мосула для выкупа пленных, но и занимается другими поисками, тайными. На землях, где ныне властвуют неверующие, некогда жили великие святые, и сейчас их мощи, погребенные в скалах и песках, как бы томятся в плену. Кроме того, эти великие святые, а также Апостолы, и Божья Матерь, и Сам Господь оставили в тех землях немало чудесных и достохвальных вещей, предназначенных для утешения и укрепления верующих истинно. И великий грех - оставлять все это в руках у злонравных сарацин.
Поэтому орден Монжуа занят розыском священных предметов, находящихся как бы в сарацинском пленении. И все освобожденные святыни затем будут доставлены в Иерусалим и помещены в надлежащие реликварии.
Выслушав это, Гвибер пришел в сильнейшее возбуждение. Он заметался по комнате, хватаясь руками то за голову, то за стены, то за факелы, горящие в стене, и один раз едва не обжег руку. Затем он опять вспомнил, что находится в присутствии короля, и залился слезами.
-Что я за несчастный дурак! - закричал он, падая перед королем на колени и стуча себя кулаком по макушке. - Больше одной мысли здесь не умещается! Потому что мне снился сон!
-Расскажи свой сон, - сказал король.
Гвибер приободрился и начал:
-Это была пустыня, вся серая от песка, и по ней ходили кривобокие смерчи, а потом я увидел несколько пальм и двух больных верблюдов. Они хотели пить и склоняли морды к источнику, бьющему из-под корней одной пальмы. Но всякий раз, когда их ноздри касались воды, со дна источника выступало женское лицо, полное сияния. И это лицо запрещало им пить. Несколько сарацин, не понимая, почему их верблюды боятся и отчего животные предпочитают умереть, лишь бы не осквернять источник, бегали вокруг и били верблюдов палками по бокам, с которых клочьями свисала шерсть. Но животные знали то, чего не знали некрещеные люди. Тогда я пришел к этому источнику и сел рядом с ним на корточки, чтобы лучше видеть то лицо.
Рассказывая, Гвибер сел на корточки и вытянул шею, чтобы лучше показать - как все происходило.