Эти романы смешались у него в памяти и превратились в единую, несуразную и странную историю, где из одного чудовища произрастало другое, а один рыцарь, не успев как следует проявить себя, обращался в полную свою противоположность, а то и вовсе делался заколдованным деревом или становился дамой.
Ги казалось, что, представляя слушательнице подобную сказку, он обнажает перед ней всю свою беззащитность, и дама сразу начинает понимать, что с памятью у Ги обстоит не слишком хорошо, а фантазия хоть и имеется в избытке, но такого свойства, что сама владеет рассказчиком, а не он - ею.
Но спорить с женщинами Ги не решился и послушно отправился к даме Эскиве.
Та ждала его за своим станком, на котором готова была вырасти картина: цветы и кони, а среди них - несколько дам и пленный, опутанный гирляндами рыцарь.
-Садитесь, - повелела своему новому родственнику Эскива. - Каково вам нравится в Иерусалиме?
Ги устроился на скамейке у ног дамы - место, обычно предназначаемое какой-нибудь юной служанке, - и покорно ответил:
-Многое из того, что я вижу в Иерусалиме, представляется мне весьма странным.
-Мой супруг рассказывал мне о том, что в Гефсиманском саду вы встретили некую даму, - подсказала Эскива.
Ги понял, что она желает услышать историю о любви, и ответил:
-Да.
-Какова она была?
-Она была похожа на одну из тех красавиц, которых вы вышиваете на своем ковре, сестра, - вежливо сказал Ги.
-О чем она говорила?
Ги признался:
-Я не помню.
-Вы любите ее? - допытывалась Эскива.
Ги задумался.
Она хлопнула его по руке.
-Никогда не задумывайтесь, когда вам задают такие вопросы, брат! С ума вы сошли, что ли? Следует отвечать так, словно вы бросаетесь в атаку на полчища сарацин - один, без всякой надежды уйти живым.
-Похоже, вы знаете об этом больше, чем я, - сказал Ги.
Эскива наклонилась, взяла его лицо в ладони, точно он и впрямь был ребенком.
-Никогда не следует испытывать страха, братец, - сказала она и поцеловала его в лоб. - Иначе дама достанется кому-нибудь другому, а мой муж этого не переживет.
Она отпустила его и выпрямилась.
-Ваш муж? - Ги почувствовал себя растерянным. - Но при чем тут Эмерик?
-Он вызвал вас сюда для того, чтобы вы женились на Сибилле Анжуйской и стали королем Иерусалима, - просто сказала Эскива. - Вы должны слушаться его.
Ги ощутил, что у него немеют руки и несколько минут только о том и думал, что о холоде в кончиках пальцев.
-Ну же, - сказала Эскива, - расскажите мне какую-нибудь историю! Вы знаете песни? Впрочем, вижу, сегодня от вас будет мало толку, - так я сама расскажу вам одну историю. Это - о том, как вместе с вашим отцом в Святую Землю приехал один трубадур, родственник Ангулемского графа, а звали его Жоффруа Рюдель де Блая. О нем говорили, будто он еще у себя дома, в Блая, слышал о красоте и несчастьях сестры нынешнего Триполитанского графа, полюбил ее издалека…
-А это было так? - спросил Ги.
-Никто не знает, - ответила Эскива. - Но он привез на эти берега не только свою доблесть, но и несколько песен, красивых и печальных, однако таких непонятных, что истолковать их можно было совершенно по-разному.
В те годы изысканное было непонятным.
-Изысканное всегда непонятно, сестра, - возразил Ги. - Если бы все на свете было понятно, люди ходили бы в звериных шкурах или обматывали бедра грубой холстиной, музыку заменяли бы крики, а место разговоров заняли бы тычки и взмахи рук. Господь сотворил человека таким образом, что излишнее оказывается для него более нужным, нежели необходимое.
Эскива неспешно воткнула иглу в рукоделье и хлопнула в ладоши.
-Стало быть, вы - приверженец «темного стиля»! А правду говорят, будто поэты и сами иной раз не понимают, что именно они написали?
-Те звуки, которые изливаются из их сердца, предназначены не для рассудка, а для такого же помраченного любовью сердца, - сказал Ги.
-И ваше сердце способно их понимать? - настаивала Эскива.
А когда Ги кивнул, потребовала:
-В таком случае, изъясните мне какое-нибудь стихотворение!
-Не значит ли это, сестра, что вы совершенно не любите своего супруга? - спросил Ги. - Неужели ваше сердце глухо?
-И я, и мой супруг - мы оба живем рассудком, - ответила Эскива. - Мне, как и ему, знакомо тепло супружеского ложа, и мы умеем дорожить своим достоянием, поверьте. Но там, где рыцарь и дама решаются на риск и подвергают себя Великой Любви, - там испепеляющее солнце и пронзительные ледяные пики, там провалы, у которых нет дна, и только синева над головой.
-И вы еще говорили, будто не понимаете поэзии «темного стиля»! - укоризненно молвил Ги.
-Я пользуюсь тем объяснением, которое дал мне сеньор Эмерик, - отозвалась дама Эскива и вздохнула. - Мне дано любоваться красотой поэзии издалека, владея ключами к разгадке тайны, но никогда не пуская их в ход. А вам предстоит войти внутрь такого стихотворения - и упаси вас Боже сделать неправильный шаг или открыть не ту дверь!
-Для того, кто оказался внутри, госпожа моя сестра, - ответил Ги, - нет опасности ошибиться, ибо там, в прохладном и сумрачном саду, такого рыцаря ожидает только одна дама, и любое слово, сказанное ею, будет услышано сердцем и, следовательно, прозвучит в своем подлинном значении.
Эскива снова взялась за работу. Некоторое время она молчала, а затем проговорила как бы в воздух:
-Не напрасно король Болдуин назначил моего супруга коннетаблем. Не было еще случая, чтобы сеньор Эмерик неправильно распределил войска!
* * *
Дама Эскива почти не ошибалась, когда говорила, что ее супруг, сеньор Эмерик де Лузиньян, живет исключительно рассудком. Почти - потому что на самом деле у Эмерика была своя, тайная дама сердца.
Этой даме было девять лет, и звали ее Изабелла.
Младшая дочка короля Амори, дитя Марии Комниной - вдовствующей королевы-матери, нынешней супруги Бальяна д'Ибелина. Эмерика, женатого на бальяновой дочери, Изабелла называет «дядя».
Наперсником и советчиком Изабелла избрала себе Эмерика. Ведь коннетабль всегда знает, как помочь даме. Он обязан разбираться в людях. Он обязан знать, для чего служит тот или иной предмет. В конце концов, коннетабль отвечает за жизнь и личную безопасность королевской семьи!
Поэтому Изабелла Анжуйская со всем женским коварством своих неполных девяти лет подступила к коннетаблю.
-Сеньор Эмерик, это верно - что говорят о моей помолвке с молодым Онфруа Торонским?
-Абсолютно верно, моя госпожа, - ответил Эмерик.