– Мадлен! Если Коркин заложит нас своим боссам, нам всем труба.
– Брось, Хатковская! – говорю я. – У нас есть Санино Ванини и его Калашниковы. Он их мастерски разбирает и собирает.
– Все равно, труба. Какой пассаж!
Коркин завесил все стены гигантскими плакатами по физике. Над доской висят два лозунга:
1. НАСТОЯЩЕЕ ОБРАЗОВАНИЕ НАЧИНАЕТСЯ С САМООБРАЗОВАНИЯ
и
2. ЭЛЕКТРОН ТАК ЖЕ НЕИСЧЕРПАЕМ, КАК И АТОМ; ПРИРОДА БЕСКОНЕЧНА.
Объяснения Коркина живы, увлекательны, непонятны и экзотичны:
– …И вот врубИшь, понимаешь ли, такое в сесть – и ать-тя-тя! МузЫка, тут тебе, понимаешь ли, речА, пенИо…
Коркинские лекции я записываю слово в слово, потому что Коркин не признает современных учебников и излагает материал принципиально по-своему. Я всегда стараюсь отвечать ему с глухого уха… или на худой конец со слепого глаза.
Но Коркина не так-то легко провести.
– Кожина, сама работку-то писала, сама писала, говорю, работку, сама?
Кожина, с робкой надеждой:
– Сама, Константин Федорович.
– И ни с кого не списывала, Кожина, ни с кого, понимаешь ли, не передирала, не перекатывала, ни с кого?
– Нет, Константин Федорович.
– Ну ладно, – с облегчением говорит Коркин. – Я тебе два шара поставил. Держи работку. А? – вдруг взревывает Коркин. – Два, говорю, шара поставил, влепил, понимаешь ли… А вот Хатковской… Где у нас Хатковская?
Хатковская орет, давясь от смеха:
– Я здесь, Константин Федорович!
– Ага. А вот Хатковской мы троечку зацарапали, крупнокалиберную в журнальчик зацарапали. Что надо сказать, Хатковская?
Хатковская, радостно:
– Спасибо, Константин Федорович!
Да, в школе весна. По нашему девчонскому классу бродят романы и «откровенники». «Мопра», «Графиню Рудольштадт», «Консуэло», «Индиану» Жоржа Занда, «Грозовой перевал» и непременную «Джен Эйр» сестер Бронте, «Замок Броуди» Кронина и некоторые другие, как сказал поэт, распухшие от слез книги зачитываются нами до дыр.
Наибольшим успехом пользуется роман «Мопра», потому что он весь, с первой до последней строки, описывает любовь Бернара к Эдмее, и вывод, сделанный Жоржем Зандом, проливает бальзам на наши сердца: «Идеалом любви является, безусловно, любовь до гроба…»
Надо сознаться, что мы под дикий хохот списали из «Мопра» длиннейшее любовное послание и подкинули его одному из наших немногих юношей по прозвищу Козел. Он вспотел, читая мелко исписанные листки, дышащие неподдельной страстью:
«Бывают ночи, когда я так мучаюсь, что дохожу до кошмаров; мне чудится, будто я вонзаю вам в сердце кинжал и, призвав на помощь зловещую магию, заставляю вас, умершего, любить меня так, как я люблю вас… Душа любовника – это гробница его возлюбленной, и в ней навсегда сохраняется нетленным ее образ… О небо! В каком, однако, беспорядке мои мысли!.. Я страдаю и даже не пытаюсь больше сбросить пяту, которой горделивый победитель попирает мою обессиленную грудь».
Да, мы полны романтических грез. Откровенники наполняются нежными признаниями и стихами неизвестных авторов.
. Я страдаю и даже не пытаюсь больше сбросить пяту, которой горделивый победитель попирает мою обессиленную грудь».
Да, мы полны романтических грез. Откровенники наполняются нежными признаниями и стихами неизвестных авторов.
«Мадлен, дорогая, ты на века вошла в мое сердце. Желаю тебе через всю жизнь пронести ту детскую чистоту души, которая присуща тебе в настоящее время».
Года пройдут, состаримся мы сами,
От детских игр останется лишь след,
Но памятью о том, что были мы друзьями,
Пусть станет этот маленький куплет.
«Я ценю в парне силу, смелость, веселость, находчивость, гордость (но в меру), правдивость… Я ценю такого парня, который не верит сплетням о девушке, которая ему нравится. Это ведь обидно, если парень поверит сплетням, клевете и ходит злым на девушку. И уже нашел себе другую».
«Мадлен, я тебя очень люблю. Будь такой же милой и продолжай с Хатковской пить в подворотне».
Душераздирающие стихи:
Стала сохнуть у парня нога,
Грустно смотрит на танцы калека,
Только вспомнит тайком иногда,
Что ударил ногой человека…
«По-моему, дружба – более прочнее, чем любовь. А если надо определеннее, то это просто человеческие чувства. Жизнь – игра. Играй без фальши, искренно. Люби людей и получишь в ответ их любовь».
ПОДРУГЕ
Ты недавно встретила впервые
Взгляд его красивых карих глаз.
Может, они вовсе голубые,
Плохо ты тогда разобралась.
И глаза, и брови, и ресницы –
Все встает в воображении твоем.
В дневнике исписаны страницы,
Ну а в них – мечтаешь ты о нем.
«Единственный, на мой взгляд, достойный поэт – это Лермонтов. И, конечно, Пушкин. Остальные мне кажутся дармоедами».
Я встретил розу, она цвела
И нежной прелести была полна.
Ласкать ту розу я был готов,
Но я боялся ее шипов.
И вот я снова в том саду,
Но больше розы не нахожу.
Сорвали розу, помяли цвет,
Шипов колючих уж больше нет.
О парни, парни! Вот мой совет:
Срывайте розы в семнадцать лет.
Шипов колючих не бойтесь вы,
А то останетесь без любви.
Почерк Натальи Кожиной:
«Я охотно читаю Блока, Лермонтова, А. Рембо, Есенина. Любимое стихотворение:
Без любимой без бутылки
Тяжесть чувствую в затылке.
Без любимого винца
Я похож на мертвеца.
Но когда я пьян мертвецки,
Веселюсь по-молодецки
И, гуляя во хмелю,
Бога истово хвалю.
(Это когда-то в виде песни орал Франсуа).
Большую популярность приобретает календарь «Подруга», составленный г-жой Тимановой для институтов благородных девиц и изданный еще до первой русской революции. «Подруга» открывается «Российским императорским домом». От мелкого шрифта рябит в глазах: «Августейшая Родительница Государя Императора, Ея Императорское Величество Государыня Императрица Мария Федоровна, родилась в 1847 году, 14 ноября (тез.