Не так, как эти уродцы без губ и носа, – он кивнул на книгу. – Они не должны вообще вызывать у нас отторжения на физиологическом уровне.
– То есть, должны быть возможны смешанные браки?
– Вы совершенно правы. Внешне они должны отличаться от нас не больше, чем негр или азиат от белого. А эти зеленые гомункулусы… это что-то невозможное.
– Ну а как быть с пигмеями? Они тоже маленькие, – не сдавался Гувыртовский.
– Я высказал вам свое мнение, – ответил отец Герман. – Мне кажется, что пигмеи вырождаются. Если уж на то пошло, то некоторые поярковцы, если отвлечься от цвета кожи, куда ближе к пигмеям, нежели к идеалу Аполлона Бельведерского. Это не меняет сути моего ответа. Человек создан по образу и подобию Бога, сразу готовым, без эволюции из обезьяны. Различные условия жизни, разная степень удаленности от рая изменили какие-то внешние признаки людей, но не создали разных видов. Межрасовые браки все плодовиты. И если существует разумная жизнь на других планетах, то браки с инопланетянами тоже неизбежно будут плодовитыми.
– Откуда вы знаете, что это невозможно с головастыми гуманоидами? – осведомился Гувыртовский.
– А дети где? – парировал отец Герман. – Насилие, даже добровольное совокупление с ними описано, но где потомство?
– Детей выкрадывали! Инопланетяне забирали! Здесь описано!
– В большинстве случаев я склонен к сугубому материализму, Иван Петрович, – сказал отец Герман. – Этих детей никто не видел, кроме их матерей, которые пребывали в состоянии острого психоза и все воспринимали как в тумане.
Гувыртовский заскрипел зубами и в волнении начал скрести ногтями по скатерти.
Дверь скрипнула – вошла Анна Владимировна в длинной сорочке и платке с кистями на плечах.
– Что это вы тут, полуночники? – заговорила она сонно. – Пирожки с капустой остались, что же не взяли? Не нашли?
Гувыртовский вскочил, в последний момент поймав опрокидывающийся стул, и забормотал извинения.
– Иван Петрович уже уходит, – сказал отец Герман. – Мы с ним завтра договорим. Я тут подумаю кое над чем.
Матушка впотьмах отыскала пирожки и завернула пару в пергаментную бумагу. Осчастливленный ими Гувыртовский удалился, а отец Герман, клятвенно заверив Анну Владимировну, что сейчас идет спать, полночи просидел над книгой доктора Кармайкла.
Его, как и Опарина, мучило ощущение близости разгадки. Нудный труд калифорнийского профессора был создан в конце XXI века, в пору очередного бума, когда Америка погрузилась в дразнящий ужас инопланетного сексуального насилия. До России вал докатился спустя тридцать лет. Тогда же, видимо, был сделан перевод бестселлера 2095 года «Тысячелетний опыт контакта».
«При слове «инопланетяне» многие из нас мысленно пожимают плечами, привыкнув в силу воспитания и предрассудков в обстановке неверия и обскурантизма, отбрасывающими в сторону любую новую, противоречащую привычному укладу, гипотезу…» – так начиналось обращение к читателю.
Стиль текста навел отца Германа на неожиданную мысль. Он перевернул книгу и посмотрел выходные данные. Издательство называлось «Шар запредельного», юридический адрес – город Вологда, ул. Генерала Ратманова, 6. В Вологде не было такой улицы. И генерала такого в российской истории тоже никогда не было.
Из этого следовало, что книгу на свой страх и риск состряпали какие-то энтузиасты.
И генерала такого в российской истории тоже никогда не было.
Из этого следовало, что книгу на свой страх и риск состряпали какие-то энтузиасты. Вероятно, местные – вологодские или даже шекснинские. Вряд ли они сочинили ее сами – стиль даже не говорил, а вопиял о переводе.
Нужно будет спросить Гувыртовского о том, где он купил ее. И когда.
Тираж указан не был – вряд ли большой, но явно больше одного экземпляра. Интересно, у кого еще есть такая. Если только она не отыщется в здешней библиотеке.
Отец Герман погасил лампу, посидел немного в темноте и пошел спать.
Следующий день начался для отца Германа, как всегда, рано утром. После плохо проведенной ночи он выпил много кофе, и теперь у него неприятно бухало сердце, как будто помещенное не в груди, а среди пустоты большого полкового барабана.
Отец Герман услал матушку в «стекляшку» за продуктами, а сам вытащил из тайника страшные опаринские снимки, добавил к ним один из вчерашних, разложил на столе при солнечном свете. Открыл книгу Гувыртовского. Предположение Ивана Петровича, при всем его кажущемся неправдоподобии, обладало глубинной логикой. Жаль только, что отцу Герману ни в малой степени не было свойственно безумие Гувыртовского. Вспомнилась вдруг учительница математики, маленькая, злая, как оса, и очень глупая. «Л-логика! – с наслаждением говорила она, сильно налегая на букву «л». – Л-логика, дети!» Но это заклинание не помогало ни ей, ни томящимся ученикам.
Итак, будем мыслить логически. Предположим, в поярковской библиотеке имеется экземпляр этой книги. Естественно, ее брали почитать – хотя бы в те месяцы, что она провела на стенде «Новинки». Это ничего еще не доказывает. И все-таки стоит туда наведаться.
Отец Герман вышел из дома, по-хозяйски оглядел грустный, мокрый после ночи садик и голубенькое небо над ним. Хорошо бы такой день провести в созерцании, в чтении.
На дороге показался велосипедист. Он спешил и старался, неумело вертя педали и дергая рулем. Затем перед ним неожиданно выросла старая береза в три обхвата. Ее толстая, как доспех, береста несла на себе инициалы многих поколений поярковцев. Велосипедист вскрикнул, выпустил руль и повалился боком на дорогу.
Приблизившись, отец Герман увидел Боречку Манушкина. Боречка хватал воздух ртом, как двоякодышащая рыба, и молча моргал из-под велосипеда.
– Цел? – осведомился отец Герман.
– А? – сказал Боречка и пошевелился.
Отец Герман взял велосипед, и они вместе пошли по дороге к вытоптанному пятачку, куда иногда прибывала галантерейная автолавка из Шексны, – там имелась скамеечка.
– Торопился до начала рабочего дня, – объяснил Боречка свое появление с велосипедом.
– Зачем такая срочность?
Борис отвел глаза.
– Волнительно все-таки… Вы меня тоже поймите – не всякому выпадет жениться на дочери шефа. Вы только не подумайте, мы по любви. Это ведь редкость, чтобы вот так, все сразу…
– А в чем тогда беспокойство? – спросил отец Герман. – Я что-то не понимаю.
– Алина говорит, вы – принципиальный. Можете и отказать, – завздыхал Боречка.
– Могу, – сказал отец Герман строго. – Вот что, Борис. Помоги мне в одном деле. Идем-ка.
– У меня начало… через сорок минут.