Он глядел на меня с искренним обожанием.
И тут я вспомнил магнитофонную запись. Я расхохотался. Теперь для меня в этом не было загадки. Я поливал отборнейшей бранью всех и вся, вот что я говорил. Я был Энкиду в том сне. Смертельная усталость позволила снять все барьеры, что стояли между мной нынешним и великим героем Энкиду, которым тоже был я, только сотни поколений назад.
И…
Но почему Мурзик понимает мою речь? Откуда он знает этот язык?
Я обратил пламенный взор на коленопреклоненного Мурзика.
– Кханн, Мурзик! Элль-эоа?
Он пожал плечами.
– Аратт-хаа, господин.
Я повернулся к Цире.
– Цира, – сказал я. – Слушай… ты не могла бы поработать с Мурзиком?
– Только не сегодня, – сказала она. – Ты не рассердишься, если я попрошу у тебя отсрочки на несколько дней?
– Не рассержусь, – сказал я милостиво. И засмеялся. Мне нравилось быть милостивым.
Мурзик, помедлив, встал.
– Я провожу ее, – сказал он. – Вон, вся дрожит… Устала, бедняжка.
Я не возражал, и Мурзик увел Циру к ней домой.
* * *
Я забросил работу над диссертацией. Дела фирмы вдруг стали казаться неинтересными, а вся та возня, которую вечно поднимал Ицхак, – пресной и бессмысленной. Только одно еще и держало меня на работе – часы упоения на крыше обсерватории. Я стоял, овеваемый ветрами, жопа моя тонко вибрировала под датчиками, а я рычал вполголоса:
– Арргх! Эль-эль-эль-эль!
Ицхак ворчал, что я стал работать без души. Я огрызался:
– Тебя никогда не беспокоила моя душа, Изя! Тебя только жопа моя беспокоила!
Ицхак и сам выглядел не лучше. Плоскогрудая стерва все соки из него высосала. В конце концов, я решил, что моего шефа и одноклассника пора спасать. Решение пришло на третий день после того, как я обрел в себе Энкиду, вечером, когда Ицхак в очередной раз плакался мне на судьбу. Я не стал ничего говорить Ицхаку. Просто выслушал его, выпил с ним харранского коньяка и на прощание сжал ему руки. Ицхак ушел.
Мурзик, которого никто не спрашивал, заявил, закрывая за Ицхаком дверь:
– Не иначе, приворотила она его.
Вместо того, чтобы приструнить раба, я вступил с ним в диалог.
– Что ж, к Алкуине его посылать? Или впрямь в прошлую жизнь отправить?
Мурзик пожал плечами.
– Это уж как лучше, господин…
– Я с этой девкой разберусь! – вдруг вскипел я.
Мурзик не удивился. Только сказал тихо:
– Постарайтесь на части ее не порвать, господин. Времена ныне иные. По уголовной отвечать заставят… У нас на руднике был один. Знатного, кстати, рода. Проигрался, говорит, в кости, полез к соседке – телевизор у ней был новый, хороший. Вынести хотел и продать. А соседка возьми и войди неурочно! Он перепугался, стукнул ее чем-то. А она возьми и помри! Его почти сразу повязали, клеймо на лоб – и в рудник, до скончания жизни. Быстро помер, нежный был…
– Фу, – поморщился я. – Тебя, Мурзик, послушаешь – и вообще жить не хочется.
– Это я к тому, чтоб вы поосторожнее, господин, – невозмутимо ответствовал Мурзик.
И ушел на кухню кормить кошку.
* * *
Плоскогрудую девицу я подстерег у нашего офиса. Она деловито шкандыбала куда-то, колотя в мостовую каблуками.
– Привет, – вывернул я из-за угла. И тут же взял ее под руку.
Она метнула на меня мрачный взгляд, но ничего не сказала. Продолжала топать.
– Торопишься, красавица? – спросил я.
– А ну, пусти! – резко сказала она и вывернулась. Каратистка, вспомнил я запоздало.
– Стой, ты! – рявкнул я. – Поговорить надо!
Она не отвечая, уходила прочь. Ее прямая спина была прямо-таки голый вызов. Достань, мол, если смеешь.
– Арргхх! – проснулся во мне Энкиду. Я облил ее бранью на божественном языке древнего героя. Она замедлила шаг. Обернулась.
– Что вы сказали?
– Кхх! Нхх! Аккх! – рычал я вне себя от гнева.
Она остановилась. Позволила мне подойти ближе. Сама взяла меня под руку.
– Блудница, – сказал я на ее убогом наречии. – Ты что же это с нашим Изей делаешь? Он с лица спал!
– Я с ним делаю? – возмутилась девица. – Это он со мной делает! Работать не дает. Чуть что – сразу хвать, юбку задерет, повалит куда ни попадя и вставляет свою палку! Я на работу не трахаться хожу! У меня научная тема. Достал он меня, ваш Изя. Что, у него всегда стояк?
– Сохнет он по тебе, – сказал я. – Ты уж, девка, решай что-нибудь. Либо с работы уходи, либо давай ему безотказно, не то помрет Иська.
– Да кто он тебе? Родственник, что ли? – Она близоруко прищурилась. Ее глаза за толстыми стеклами очков казались очень маленькими.
– Одноклассник, – буркнул я. – Ты, Луринду, не дури. Я тебя предупредил. Я ведь тебя, каратистку хренову, голыми руками порвать могу.
Она посмотрела на меня оценивающе. Чуть усмехнулась.
– Вряд ли, – сказала она. Я видел, что она ничуть не испугалась. – Впрочем, – добавила она, покрепче уцепившись за мой локоть, – я вовсе не хочу ссориться. Скажи лучше, чего ты добиваешься?
– Если б знать… – проворчал я. – А ты его не привораживала, а?
– Нет, – ответила она спокойно. Я видел, что мой вопрос ее не удивляет. – Зачем мне это?
– Мало ли…
– По-настоящему меня интересует только моя работа, – твердо сказала девица. – Если ты так дружен с нашим начальником, то попроси его не лазить ко мне под свитер, когда я занимаюсь вычислениями. И не опрокидывать меня раком на клавиатуру компьютера. Это компьютеру не полезно. Может пострадать информация. И хорошо бы он не заливал спермой мои записи, а то чернила расплываются. Передашь?
Я кивнул.
Она вырвала руку и ушла – бум-бум-бум – прямая, как палка, независимая, близорукая и яростная. И что только Иська в ней нашел, в кочерыжке этой?..
* * *
В дверь позвонили. Мы с Мурзиком оторвались от «Безумного киллера-5» и переглянулись. Я никого не ждал. Вообще не люблю поздних визитов, особенно если завтра предстоит идти на работу. В Вавилоне полно дармоедов и бездельников.