Доротея выпустила его руку и заревела, как корова. Старая, расплывшаяся, толстая.
Рехильде Дорн было девятнадцать лет, а Николаусу Миллеру сорок семь, когда он попросил ее руки.
Рехильда жила с теткой, Маргаритой Дорн. Тетка Маргарита зарабатывала на жизнь ткацким ремеслом. Девочку рано приставила к станку. Рука у тетки была тяжелая, кормила она плохо, а доброго слова от нее и вовсе не дождешься. Рехильде было все равно, лишь бы вырваться из неласкового и бедного дома.
Медник Миллер был человеком зажиточным. Невысок ростом, хром, с седыми волосами и ярко-синими глазами. Он был терпелив и добр с молодой женой. Красиво одевал ее, не бранил, взял в дом прислугу, чтобы избавить от тяжелой работы. И женщина постепенно расцветала.
А когда расцвела, заскучала.
Вернувшись в родной город, Бальтазар не забыл заглянуть и к старому Тенебриусу, принести ему медовых лепешек и ягод черной смородины. Доротея поворчала немного, но дорогу к старику показала. Бальтазар шел и дивился про себя тому, что древний дед, пугавший их, когда они были детьми, до сих пор еще жив.
У черного креста, воздвигнутого на обвалившейся Обжоре, замешкался, сотворил было краткую молитву, но и этой договорить не дали - откуда-то из кучи мусора выскочил безобразный старик в лохмотьях, заверещал, застучал ногами, начал визгливо браниться.
-Это я, Тенебриус, - сказал молодой человек и слегка поклонился. - Пришел навестить.
Старик замолчал посреди бранной фразы, прищурился, скривил рот в ухмылке.
-Никак сам Бальтазар Фихтеле пожаловал?
-Я.
-Входи, засранец.
Просеменил в сторону, показал лаз в нору, вырытую им в отвалах. Пригнув голову, Бальтазар вошел.
Лачуга старика была такой же неопрятной, причудливой и грязной, как он сам. Рота ландскнехтов вместе с их лошадьми и девками, не сумели бы так загадить помещение, как это удалось одному дряхлому старцу.
Бальтазар осторожно пристроил тощий зад на бочонок, служивший креслом, но старик согнал его:
-Пошел вон, щенок. Это мой стул.
Бальтазар уселся на полу.
-Что принес? - жадно полюбопытствовал Тенебриус.
-Лепешки.
-Давай.
И впился беззубыми деснами.
-Доротея готовила? - с набитым ртом поинтересовался старик.
Бальтазар кивнул. Тенебриус захихикал.
-Небось, ругала тебя, когда ко мне собрался. Говорила, поди, что незачем ко мне таскаться, а? Пугливая, богобоязненная Доротея. Помню, как допекал ты ее в детстве. Кроткий характер был у покойной Марты Фихтеле, драть тебя надо было побольше, сироту, тогда бы вырос человеком, а не говном. Зачем приперся?
-Тебя повидать, - сказал Бальтазар.
-Мало ты див видал, пока топтал землю?
-Мало, - честно признался Бальтазар. - Самым большим дивом ты остался, Тенебриус.
Тенебриус захихикал. Затрясся всем телом. И растрепанные серые волосы старика, свалявшиеся, как шерсть у барана, затряслись.
Отсмеявшись, велел:
-Пошарь-ка на полке, что над дверью. Возьми там плошку с вином.
Бальтазар встал. Старик прикрикнул:
-Голову-то пригни, каланча, потолок мне своротишь!
Бальтазар нащупал среди всевозможного хлама липкую на ощупь глиняную чашку.
Взял в руки, поднес к носу, сморщился. Старик с любопытством наблюдал за ним, и когда Бальтазар перевел на него взгляд, распорядился:
-Выпей.
-Ты уверен, что не насрал в этот горшок? - спросил Бальтазар.
-Уверен, - огрызнулся дед.
-А я нет.
-Пока не выпьешь, разговору не будет.
Втихаря обмахнув рот крестом, Бальтазар проглотил содержимое кружки. Оказалось - плохонькое винцо, сильно отдающее пылью и плесенью. Обтер губы, обернулся к старику. Тот созерцал своего гостя, склонив голову набок.
-Хоть бы спросил сперва, что я тебе подсунул. Вдруг отравить надумал?
-Что ты мне подсунул, Тенебриус?
Старик откинул голову назад и захохотал, дергая кадыком на красной морщинистой шее.
-Много ты повидал, солдат, а ума не набрался. Ладно, скажу. То, что ты выпил, - лучшее средство для укрепления ума. Многократно опробованное на самых безнадежных болванах.
-Что за средство?
-Вино, настоенное на сапфирах.
-Откуда у тебя сапфиры, Тенебриус?
-Ты еще не городской судья, Бальтазар Фихтеле. Мало ли что у меня есть, все тебе скажи. Чем глупости спрашивать, спросил бы лучше главное - как действует сие зелье?
-Тошнотворно действует, - сказал Бальтазар. - Сейчас блевану тебе в хижине.
-От этого в моей хижине грязнее не станет, - отозвался Тенебриус. - Блюй, если тебе от этого легче. Но лучше бы тебе удержать напиток в себе. Ибо сказано о камне сем: «Кто же настолько глуп, что отсутствует у него всякое понятие и представление, но хочет стать умным и не может обрести ума, пусть со смирением лижет сапфир, и скрытый в камне жар, соединенный с теплой влажностью слюны, вытянет соки, угнетающие рассудок, и так обретет ясный ум».
Цитату старик выпалил одним махом, победоносно.
-Кто это сказал?
-Одна дура. Святая Хильдегард фон Бинген.
-Как ты можешь так отзываться о ней, если она была святая?
Тенебриус пренебрежительно махнул рукой.
-Это для для таких, как ты, она святая. А для меня все вы хлам и мусор. И вся эта земля хлам и мусор.
Бальтазар поежился.
-Не знаю, что и сказать на это, Тенебриус. Пока я был солдатом, несколько раз случалось так, что смерть подходила ко мне слишком близко. Теперь, когда я остался жив, мир не кажется мне такой уж помойкой.
-Это потому, что ты здесь ненадолго, - сказал Тенебриус. - Поживи с мое…
Он пожевал губами, порылся в мешочке, который принес ему Бальтазар, вынул оттуда горстку ягод и отправил в рот. По острому подбородку старика потекла темная слюна, окрашенная соком ягод.
-Ты знаешь, как был заложен этот рудник? - спросил наконец Тенебриус.
-Кто же этого не знает в долине Оттербаха?
-То-то и оно… - Тенебриус вздохнул. - Хочешь, расскажу, как было на самом деле?
Бальтазар ответил «да» и сразу понял, что ему этого совсем не хочется. А Тенебриус жевал и говорил, говорил и жевал, и под конец уже стало казаться, что он жует свой рассказ, обильно приправляя его слюной и ядом.
-Клаппиан и Нойке, - бормотал старик, - благочестивые старатели, сукины дети, мать их.