— Когда-нибудь свидимся. Все одной дорогой уйдём…
Потом снял с погибшего хитон, скрипнул зубами и принялся срезать кусочек кожи на груди, против сердца. Там был наколот замысловатый знак, такой же как тот, что виднелся сквозь разорванную одежду у него самого.
— До встречи! — Он накрыл хитоном лицо погибшему и оглянулся на Экзекутора. — Ну что, брат, Огненная Роза? Так, чтобы никаких следов?
— Да-да, конечно, — встрепенулся Экзекутор. Вытащил кожаный кошель, всыпал в него что-то из нескольких отдельных мешочков и принялся энергично трясти. — Она ещё не подводила, как и кристалл.
Тем временем Герострат, ещё не отошедший от зрелища боя, схватил с пола чей-то кинжал, подскочил к статуе и с криком стал осыпать ударами скалящееся Божество. Бронза высекала искры из камня, но на изваянии не оставалось никакого следа.
— Хватит, не стоит злить чужих Богов! — строго посмотрел на него Вычислитель и кинул быстрый взгляд на Экзекутора, ещё колдовавшего над кошелём. — Сажай Розу, если она готова расти.
— И повиновение. — Экзекутор затаил дыхание, закрыл глаза и, распустив завязку, высыпал на пол содержимое кошеля. — Посажено. Полить бы надо…
— А то засохнет, — отозвался Вычислитель, быстро подошёл и, опорожнив склянку с жёлтой вонючей жидкостью, властно приказал: — Уходим, братья! Роза уже растёт.
И всё повторилось в обратном порядке: древняя галерея, свежевырубленный туннель, нижний ярус храма, тайный ход наверх… Шли в молчании, соблюдая порядок и тишину, и, только оказавшись в сокровищнице, Вычислитель приказал:
— Уберите его отсюда! Он всего лишь храмовый раб.
Сторож-иеродул всё ещё лежал на полу, безмятежно похрапывая.
— И повиновение, — отозвались Бойцы, дружно перекатили безвольное тело на драгоценный щит и понесли — почти как героя, павшего на поле брани.
Оставив опистодом, они быстро миновали целлу и оказались наконец за пределами храма, в ласковых объятиях звёздной ночи.
Щит с иеродулом едва успел упокоиться под сенью деревьев, когда Герострат вдруг раскинул руки и закричал как безумный:
— Храм Артемиды свободен! Люди, храм…
— Тихо! — Вычислитель легонько взял его за горло, приподнял над землёй, встряхнул, поставил обратно. — Я тебе советую молчать. И сейчас, и всегда. Очень советую. Ты понял меня?
В голосе его слышалось такое, что неокор отважился лишь на шёпот:
— Да, я понял тебя. Я понял…
— Ну и отлично. Иди, — тоже шёпотом велел Вычислитель, страшно улыбнулся, кивнул и повернулся к своим. — Уходим. За мной!
И как-то по-звериному, бесшумно и легко, направился к стене. Экзекутор и оба уцелевших Бойца двинулись за ним. Без труда одолев ограду, они уже спускались с холма, когда в ночи над их головами нараспев разнеслось громогласное и возвышенное:
— Люди Эфеса! Слушайте меня, люди! Артемисион очищен от скверны! Лик прекрасной сестры Аполлона всё так же светел и улыбается нам! И это благодаря мне, неокору Герострату. Идите, люди, и смотрите! Это говорю вам я, Герострат, гражданин Эфеса. Люди…
Кричали где-то близ ворот Акрополя. Голос постепенно удалялся в сторону Старого города, туда, где до утра галдели кабаки и непотребные дома.
— Похоже, брат Вычислитель, он не вполне понял тебя, — угрюмо хмыкнул Экзекутор и непроизвольно тронул ножны меча. — Зря ты не убил его за первый же крик.
— Другие, я думаю, позаботятся, — ответил Вычислитель, бросая взгляд на вершину холма. — Смотри. Вот вся слава, которая достанется Герострату.
Высоко над ними росло, освещало ночь багровое зарево.
Вот вся слава, которая достанется Герострату.
Высоко над ними росло, освещало ночь багровое зарево. Это стремительно распускалась, набирала силу безжалостная Огненная Роза. Её адское пламя пожирало камень, как простой костёр — смолистую щепу. Казалось, там неистовствовал Тифон[41].
— Да, брат Вычислитель, слава Герострата скоро станет посмертной. — Экзекутор кивнул и сделал знак Бойцам, остановившимся полюбоваться заревом. — Вперёд, братья, вперёд! Скоро здесь будет слишком жарко!
Благополучно они спустились с Акрополя, остановились, вслушиваясь, перевели дух и осторожно двинулись к берегу Каистра. Там в укромном месте их должна была ждать лодка. Ладная, хорошо просмолённая парусная лодка… И она ждала в тихой заводи, среди молчаливых камышей, под охраной доверенного кормчего.
Дальше всё было просто. Сесть, отчалить, развернуть парус и предать себя милости Эола. Течение было попутным, ветерок крепчал, так что лодка бежала всё быстрее и быстрее.
Однако её обгоняли слухи о том, что какой-то безумец спалил храм Артемиды Эфесской. Если верить глашатаям прибрежных городов, звали ужасного преступника Геростратом…
Чёрная Мамба. Абрам и Сара
— Ну и погодка! — тяжело вздохнул водитель джипси-кеба[42] и робко оглянулся на хмурую пассажирку. — Куда теперь? Направо?
Чувствовалось, что нутро Большого Яблока он знал плохо. «Не иначе, из новеньких, иммигрант паршивый!»
— Налево. — Мамба развернула пластинку жвачки, якобы на сочных тропических фруктах, и сунула в рот. — Потом прямо.
— Делается, мэм, — кивнул водила и надавил на газ.
И машина покатила дальше улочками Гарлема. Даром что мокрого, но всё такого же неумытого: вереницы облезлых домов, заколоченные окна, граффити на стенах, грязь, бутылки, шприцы и презервативы под уличными скамейками. Главная червоточина Яблока.
— Вот здесь останови! — властно приказала Мамба, глянула таксисту в глаза и с видом щедрой благодетельницы сунула ему обёртку от жвачки. — Держи. Сдачи не надо.
— О мэм, спасибо, мэм. — Тот убрал бумажку поглубже в карман, не ведая, что скоро будет гадать: и куда же завалилась стодолларовая купюра?
Мамба раскрыла зонтик и зашагала вперёд под нью-йоркским дождём, совсем не таким холодным, как казалось из окна. Путь её лежал через площадь, мимо заброшенной церкви, к огромному дому, отчётливо напоминавшему «Титаник» после столкновения с айсбергом. В борту виднелась стальная дверь, ведущая в полуподвал, а на фасаде блистала преувеличенными формами неоновая дива и ярко полыхала вывеска: «Black Magic Woman».
Слов нет, «Титаник» был обшарпанным и неказистым, зато действительно непотопляемым. И к тому же давал приличный улов. А всё потому, что здесь у штурвала стоял не какой-нибудь раздолбай, способный проморгать айсберг в апрельской ночи. У здешнего капитана рука была железная, способная выдерживать верный курс.
Вот и сейчас Мамба с ходу показала свою хватку, куда там пресловутому леопарду.
— Как стоишь, гад! — страшно зашипела она на вытянувшегося швейцара. Наорала на уборщицу, недостаточно стерильно обработавшую туалет. И с оскалом раненой пантеры пообещала шеф-повару: — Смотри пойдёшь у меня в «Макдональдс». А яйца твои останутся здесь… Дерьмом людей кормишь!
После чего, уединившись в служебном кабинете, она отведала рому, закурила гаванскую сигару и открыла дверь в секретную кладовку, оборудованную тут же, при её служебном кабинете.
Думаете, что там хранилось? Может, драгоценная икра белуги-альбиноса «алмас» или мраморная говядина от японских коров, которым каждый день делают профессиональный массаж[43]?.