Пришелец открыл глаза и невозмутимо посмотрел на него.
«Привиделось, что ли?» - подумал Олег. Глаза, как глаза, серые, спокойные. Слишком спокойные. Крест трепетал теплом, не обжигая кожу.
Середин слегка ослабил хватку. Незнакомец пошевелился.
-Хочешь убить - бей. Мне все едино.
-Эй, - воскликнул Вторуша, - а ведь я его знаю! Давеча стали мы привалом, так он к костру вышел, хлебца спросил. Повечерял с нами и ушел. Так в ночь и ушел. Еще говорит: зря вы здесь поехали, купцы. Вертайтесь, мол, пока не поздно. Стервец: его накормили, а он пугать стал. Сорока еще хотел его дубиной проводить, да где там, разве в лесу найдешь ночью.
-Не пугал я вас, купец, предупредить хотел.
-Ты ж толком ничего не сказал, у-у, змей…
-Погоди, - остановил его Середин, приглядываясь к незнакомцу, - ну-ка, давай отойдем, разговор есть. А ты, Вторуша, здесь посиди.
-А ну, как он тебя…
-Посиди здесь, я сказал, - повысил голос ведун.
Он отвел саблю и рывком поднял незнакомца на ноги.
-Иди вперед. По берегу.
Они отошли за поворот реки и, оставляя следы на песке, выбрались на плес. Середин остановился, незнакомец, повернувшись к нему лицом, невозмутимо ждал. Высокий, почти с Олега ростом, он стоял, опустив крепкие руки, и спокойно глядел на него.
-Снимай одежду, - скомандовал ведун.
Пришелец молча скинул куртку, снял разбитые сапоги и, стянув холщовые порты, снова замер. От левого плеча через грудь тянулся выпуклый розовый рубец.
-Шапку.
Нехотя, будто через силу, мужчина потянул с головы отороченную мехом шапку, бросил ее на песок и застыл, опустив глаза.
Олег почувствовал, как к горлу подступил комок: на голове незнакомца топорщилась свалявшаяся кое-где в колтуны волчья шерсть.
-Повернись спиной.
С головы, вдоль позвоночника, сбегала, утончаясь к ягодицам, полоса шерсти.
-Сам перекинулся? - спросил ведун.
-Тебе-то что? Руби, парень.
Олег увидел, как напряглись мышцы на спине незнакомца, хмыкнул.
-Нужен ты мне. Одевайся.
Мужчина, не веря своим ушам, оглянулся на него.
-Неужто отпустишь?
-Гуляй пока, - Олег повернулся и пошел прочь, - сам свою долю найдешь.
-Постой. Постой, парень. Скажи, почему не убил?
Середин остановился. Незнакомец, держа в руках одежду, спешил за ним.
-Так тебе и скажи. Я и сам не знаю. Если б ты по своей воле волкодлаком стал, то не потянулся бы за рыбой в горшке, а первым делом купца на телеге порешил. Опять-таки жизнью не дорожишь - не мила она тебе в этаком обличье. Вот, вроде, и все. Да ты оденься, чего голым бегать.
-Да, сейчас… - Незнакомец запрыгал, попадая ногой в штанину. - Уж очень ты меня огорошил. Я думал - все, кончился Невзор.
-Как же ты, Невзор, волчью стать принял?
-Эх, парень, долгий разговор.
-Ну, так присядем, поговорим. Спешить некуда, а спать уже все одно не хочется. Меч? - Середин кивнул на шрам.
-Сабля. Печенег память оставил в ту зиму.
-Быстро заросло. Как на собаке, или на волке.
-И об этом расскажу.
Они присели на чешуйчатый ствол сосны, завалившейся с крутого берега. Невзор повертел в руках шапку, хлопнул, выбивая песок, о колено.
-Слушай, парень, раз…
-Олег.
-Слушай, Олег, раз пристало. Отца я почти не помню - хазары его в дозоре срубили, мать на другой год померла. Меня дядька по матери, десятник княжеской дружины, к себе взял. Сам бездетный, без семьи, пока я мал был - у него в веси жил, а как подрос малость - он меня с собой повсюду таскал: и в поле, на дозор, и по оброку в деревни, хотя это редко. Не любит дядька Часлав службу такую. Ни в хоромах княжеских, ни налог собирать. За это и десятник до сих пор, хоть князь и привечает. Почитай, с десяти годов меня к седлу, к брани приучал. А в ту зиму раз шли мы с поля. Две луны в степи, как волки, рыскали. Это раньше хазары под урожай набегали, а теперь - нет. Печенеги в любое время налетают. Под вечер уже смотрим - дым. Дозорный прискакал: печенег деревню пожег, полон ведет. Дядька Часлав нас рассыпал за курганом, аккурат вдоль дороги. Ждем. Точно, ведут полон: бабы, ребятишки. Мужиков мало - побили, видать. Сами веселые, хмельные, нагайками играют. Посчитали врагов - втрое против нас. Но дядька говорит: сдуру не налетать - стрелами побьют, на пики поставят. Как в балочку у кургана втянутся, так и вдарим. Луки готовь, по разу успеем стрельнуть, положим, сколько удастся - и в сечу! Кто мимо стрелу пустит - сам пороть буду. Ребята в смех: кто ж мимо пустит, раз сам десятник и учил. Так и вышло, положили десятка полтора стрелами и вдарили. Крепко рубились печенеги, а один, как увидел, что не уйти, стал полон сечь. У меня - аж в глазах темно. Кинулся к нему, себя не чуя, ну, и достал он меня. Его Часлав срубил, а я помню только - глаза синие надо мной, и все… Очнулся - в избе лежу на лавке. Хотел встать, да куда там. Только ноги свесил и, как куль с зерном, на пол и грянулся. Тут вбегает девка, в темное вся одета, волосы темного золота, глаза, как трава речная, - и давай меня обратно на лавку. Да ругается так, что и последний вор позавидует. Куда, говорит, собрался, телок непутевый? Тебе лежать да лежать еще. Я спрашиваю: где дядька? Она - ушли уж неделю как. Велели, мол, за тобой ходить. Оказалось, привезли меня в ту деревню. Когда печенег налетел, эта девка с братом только одни и спрятались. Брат у нее колдун оказался, да и она тоже то ли ведунья, то ли знахарка. Колдун печенегам глаза отвел, так и переждали беду. Ну, дядька Часлав и велел ей меня выхаживать. Она и сама не против - как-никак людей из неволи отбили…
Невзор замолчал. Из-за поворота, осторожно ступая по песку вдоль реки, показался Вторуша с топором в одной руке и с дубиной в другой.
-Тьфу ты, я думал, вы тут насмерть побились, а они разговоры ведут.
-Все в порядке, - успокоил его Олег, - ты иди пока, мы подойдем скоро.
Бывший дружинник дождался, пока купец скроется за поворотом, и продолжил.
Выходила его знахарка, и колдун помог, а как первый раз из избы вышел - чуть не упал. Да не от слабости, а от тех глаз синих, что в поле возле кургана привиделись. Стоит деваха, росточка небольшого, опрятная, в платке теплом, руки в рукавах зипуна греет. Увидела его - в ноги бросилась. Оказалось, это за нее Невзор под саблю подставился.
-Я же, говорит, каждый день хожу, пособить чем, помочь, а меня Велена да брат ее гонят. - Невзор покачал головой. - Я и сам заметил: знахарка ко мне так и тянется, хоть виду не кажет. Она добрая, только уж очень ругается, если не по ее выходит.