— По-быстрому.
— Хорошо бы рома, — вмешался я.
— Два пива и два рома, — громогласно объявил Сала. Затем он откинулся на спинку стула и закурил сигарету. — А ты репортер?
— Ага, — отозвался я.
— И как тебя сюда занесло?
— А в чем дело? — спросил я. — Разве хуже Карибов не бывает?
Он хмыкнул.
— Тут не Карибы. Тебе надо было дальше на юг двигать.
С той стороны патио притащился повар с нашей выпивкой.
— А раньше ты где был? — поинтересовался Сала, снимая бутылки пива с подноса.
— В Нью-Йорке, — ответил я. — А до Нью-Йорка в Европе.
— Где в Европе?
— Да везде. В основном — в Риме и Лондоне.
— «Дейли Американ»? — спросил он.
— Ага, — сказал я. — Подвернулась временная работенка на шесть месяцев.
— Фреда Баллинджера знаешь? — спросил Сала.
Я кивнул.
— Он здесь, — сказал он. — Все богатеет.
У меня вырвался стон.
— Блин, вот ведь мудак!
— Скоро его увидишь, — пообещал Сала. — Он часто у конторы ошивается.
— За каким хреном? — поинтересовался я.
— К Доновану присасывается. — Он рассмеялся. — Говорит, был завотделом спорта в «Дейли Американ».
— Мудаком он был, а не завотделом, — сказал я.
Сала рассмеялся.
— Однажды вечером Донован его с лестницы спустил. Потом он какое-то время не показывался.
— Замечательно, — отозвался я. — А кто такой Донован — завотделом спорта?
Он кивнул.
— Алкаш — вот-вот уволится.
— Почему?
Сала снова рассмеялся.
— Все увольняются. И ты уволишься. Всякий, кто хоть чего-то стоит, здесь не работает. — Он покачал головой. — Люди как мухи разлетаются. Я здесь дольше всех остальных — если не считать Тиррелла, завотделом городских новостей, а он скоро уходит. Лоттерман еще не знает — так оно спокойнее.
Кроме Тиррелла тут стоящих людей почти, что и не осталось. — Он испустил смешок. — Погоди, еще познакомишься с главным редактором — этому даже заголовок слабо написать.
— Кто такой? — поинтересовался я.
— Некто Сегарра — или Скользкий Ник. Он биографию губернатора пишет. Днем и ночью, в любое время суток он пишет сволочную биографию губернатора. Никак нельзя его отвлекать.
Я глотнул рома.
— А сколько ты уже здесь? — спросил я у Салы.
— Слишком долго. Год с лишним.
— Значит, все не так плохо, — заключил я.
Он улыбнулся.
— Черт возьми, лучше бы ты мне на нервы не действовал. Тебе, может, здесь и понравится — есть такой народ, которому нравится.
— Какой такой народ? — поинтересовался я.
— Махинаторы, — ответил он. — Деляги и торгаши они это место обожают.
— Понятно, — сказал я. — В аэропорту мне именно так и показалось. — Я внимательно посмотрел на Салу. Что тебя здесь держит? Отсюда всего сорок пять долларов до Нью-Йорка.
Он фыркнул.
— Проклятье, я столько за час заработаю — стоит только кнопку нажать.
— А ты жадина.
Сала ухмыльнулся.
— Ага. Я самый жадный на этом поганом острове. Порой хочется самого себя по яйцам лягнуть.
Порой хочется самого себя по яйцам лягнуть.
Гуталин прибыл с нашими гамбургерами. Сала схватил с подноса свои три штуки и раскрыл их на столике, выбрасывая в пепельницу латук и ломтики помидоров.
— Чудище безмозглое, — устало произнес он. — Сколько раз я тебе говорил держать этот мусор подальше от моего мяса?
Официант воззрился на «мусор».
— Тысячу раз! — возопил Сала. — Каждый божий день!
— Слушай, приятель, — сказал я с улыбкой. — Тебе лучше уйти — это заведение совсем тебя достало.
Вместо ответа Сала запихнул в пасть один из гамбургеров.
— Ладно-ладно, — пробормотал он затем. — Еще увидишь. И Йемон тоже. Этот парень совсем ненормальный. Он долго не продержится. Никто из нас долго не продержится. — Он треснул кулаком по столу. — Гуталин — еще пива!
Официант вышел с кухни и внимательно на нас посмотрел.
— Два пива! — проорал Сала. — По-быстрому!
Я улыбнулся и откинулся на спинку стула.
— А что такое с Йемоном?
Он глянул на меня так, словно дико с моей стороны было об этом спрашивать.
— Ты что, его не видел? — спросил он. — Этого сукина сына с безумным взором? И как Лоттерман его ссыт — ты что, не видел?
Я покачал головой.
— Мне показалось, всё нормально.
— Нормально? — заорал Сала. — Тебе бы несколько вечеров назад здесь оказаться. Он ни с того ни с сего этот столик опрокинул — вот этот самый столик. — Он треснул ладонью по столику. — Вообще без всякой причины, — продолжил он. — Разметал всех наших алкашей по углам и обрушил столик на одного несчастного ублюдка, который сам не знал что болтает. А потом еще грозился его растоптать! — Сала покачал головой. — Понятия не имею, где Лоттерман этого парня откопал. Он так его боится, что сотню долларов ему одолжил. А Йемон эти доллары тут же в мотороллер вбухал. — Он гора то рассмеялся. — А теперь он вдобавок выписал сюда девчонку, чтобы она с ним жила.
Появился официант с бутылками пива, и Сала ухватил их с подноса.
— Ни одна девушка, у которой хоть капля разума в голове, сюда не явится, — заявил он. — Разве что девственницы — девственные истерички. — Тут он погрозил мне пальцем. — Ты здесь пидором станешь, Коми, — попомни мои слова. В этом месте все в пидоров и психов превращаются.
— Очень может быть, — отозвался я. — А вообще-то со мной на самолете прелестная штучка летела. Пожалуй, завтра ее поищу. Наверняка она где то на пляже будет.
— Она как пить дать лесбиянка, — заверил меня Сала. — Тут их навалом. — Он покачал головой. — Черт бы побрал эту тропическую гниль — эту непрерывную бесполую пьянку! Она меня бесит — Я уже просто психую!
Гуталин подоспел еще с двумя бутылками пива, и Сала сцапал их с подноса. Тут в проходе появился Йемон. Заменив нас, он подошел к столику.
Сала испустил горестный стон.
— Нот он, черт бы его побрал, — пробормотал он. — Не топчи меня, Йемон, — я же не всерьез.
Йемон улыбнулся и сел.
— Все ворчишь насчет Моберга? — Он рассмеялся и повернулся ко мне. — Роберт считает, я плохо обошелся с Мобергом.
Сала пробурчал что-то по поводу «психов». Йемон снова рассмеялся.
— Сала в Сан-Хуане — самый старожил. Сколько тебе, Роберт, — лет девяносто?
— Кончай кормить меня этим дерьмом, — выкрикнул Сала, подскакивая на стуле.