Адриана и Эмми переглянулись: может, у Ли и все в порядке, но девушке не помешает немного расслабиться и развлечься.
— Что ж, у тебя есть две недели на обдумывание, querida, — объявила Адриана, и хрипотца только добавила ее голосу авторитетности. — А пока давайте выпьем.
Эмми подняла свой бокал, словно это было свинцовое пресс-папье.
— За нас, — провозгласила она. — К следующему лету я пересплю с половиной Манхэттена, а Адриана откроет для себя радости моногамии. А Ли придется… что-нибудь сделать.
— Ура! — воскликнула Адриана, снова привлекая к себе внимание половины ресторана. — За нас.
Ли нехотя чокнулась:
— За нас.
— Нас затрахали по полной программе, — театральным шепотом проговорила, наклонившись к ним, Эмми.
Адриана вскинула голову, отчасти от удовольствия, отчасти по привычке — ради эффекта.
— Разложили стопроцентно, — засмеялась она. — Игра слов, конечно.
— Может, мы пойдем отсюда, пока не договорились до полного абсурда? Прошу вас, — взмолилась Ли. От поданного Николасом красного вина у нее начала болеть голова, и Ли знала, что это всего лишь вопрос времени — вероятно, нескольких минут, — прежде чем ее подруги от состояния очаровательного подпития перейдут к откровенному опьянению.
Адриана и Эмми обменялись взглядами и захихикали.
— Идем, Марша, — сказала Адриана, поднялась, покачиваясь, и потащила за собой Ли, ухватив ее за предплечье. — У нас еще есть шанс научить тебя веселиться.
Если ты считаешь его слишком большим, значит, вообще не заслуживаешь
Следующая мысль: «Я самая ужасная на свете, неблагодарная, бесчувственная дрянь, посмевшая подумать, что-то подобное о Расселе». Год назад она, конечно, не была такой обидчивой. Когда он подошел к ней на книжной вечеринке, устроенной издательством «Брук Харрис» в честь Билла Парселлса (только что написавшего мемуары о своих годах в качестве тренера «Ковбоев»), она немедленно его узнала. Нельзя сказать, чтобы она когда-нибудь смотрела канал И-эс-пи-эн, но его мальчишеской улыбки, ямочек на щеках и репутации одного из самых завидных холостяков Манхэттена оказалось достаточно, чтобы Ли включила свое обаяние на полную мощность, когда он ей представился. В тот вечер они проговорили несколько часов — сначала на вечеринке, а потом в «Таверне Пита». С почти шокирующей откровенностью он заявил, насколько пресыщен Нью-Йорком, как устал от свиданий с моделями и актрисами и готов встретить «настоящую девушку», намекая, разумеется, что Ли является идеальной кандидатурой. Естественно, его внимание ей польстило — а кто не захочет принять ухаживания Рассела Перрина? Он прошел по всем до единого пунктам в ее списке требований, который она составила за последние десять лет. Он был по всем статьям именно тем мужчиной, которого она хотела найти, но никогда на это не надеялась.
И вот спустя почти год с начала ее отношений с красивым парнем, оказавшимся к тому же чутким, добрым, заботливым и безумно ее любящим, она чувствует только, что задыхается. Окружению Ли было как дважды два ясно, что она наконец-то встретила Того Самого; что же с ней происходит? И словно для полноты впечатления Рассел посмотрел ей в глаза и проговорил:
— Ли, дорогая. Я так тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю, — без раздумий ответила Ли, хотя сторонний наблюдатель — даже совершенно незнакомый — мог бы поставить под сомнение искренность ее заявления. Что прикажете делать, когда мужчина, который нравится и которого вы уважаете и хотели бы узнать лучше, после двух месяцев обычных во всем остальном ухаживаний объявляет, что по уши в вас влюблен? Подобно любому не желающему конфронтации человеку, вы говорите в ответ:
— Я тоже тебя люблю.
Ли поняла, что постепенно срослась с этими словами и произносит их с большей убежденностью с тех пор, как они познакомились ближе. Ее огорчало, что год спустя все еще приходится ждать.
Она заставила себя поднять глаза от страницы и придать голосу сладости:
— Я знаю, в последнее время была настоящая круговерть, но так происходит каждый год — едва начинается июнь, воцаряется хаос. Обещаю, вечно это не продлится.
Затаив дыхание, Ли ждала, что он взорвется (чего доселе никогда не случалось), заявит, что не потерпит покровительственного тона и ему не нравится, когда она разговаривает, будто мать с ребенком-несмышленышем, который размазал по ковру арахисовое масло.
Однако вместо возмущения или негодования он улыбнулся — искренне, понимающе и до невозможности виновато:
— Я не хотел давить на тебя, детка. Знаю, насколько ты любишь свою работу, и хочу, чтобы ты наслаждалась ею, пока можешь. Не спеши и приходи спать, когда освободишься.
— Пока я могу? — Ли вскинула голову. — Неужели ты снова заводишь этот разговор в час ночи?
— Нет, милая, я не завожу снова этот разговор. Ты абсолютно ясно дала понять, что сейчас в твои планы Сан-Франциско не входит… но мне действительно хотелось бы, чтобы ты избавилась от предубеждения. Знаешь, это стало бы невероятной возможностью.
— Для тебя, — отозвалась Ли, дуясь, как ребенок.
— Для нас обоих.
— Рассел, еще года нет, как мы вместе. Думаю, что рановато начинать разговоры о переезде в другой конец страны.
Степень раздраженности в ее голосе удивила обоих.
— Это никогда не рано, если кого-то любишь, Ли сдержанно сказал он.
Эта сдержанность, так понравившаяся ей когда-то, теперь бесила. Его хладнокровие, полное самообладание заставляли Ли гадать, слышал ли он то, что она говорила.
— Давай не будем обсуждать это сейчас, хорошо? — попросила она.
Рассел выбрался из-под одеяла и сел на край кровати поближе к тому углу, где Ли поставила свое кресло для чтения и лампу с направленным светом. Огромное покрывало — на поиски которого она потратила не одну неделю, проверяя все имеющиеся в продаже марки на мягкость и легкость — соскользнуло на пол, едва не сбив с ночного столика деревце-бонсай. Рассел ничего не заметил.
— Хочешь, сделаю тебе чаю? — предложил он.
И снова Ли потребовалась вся, до капельки, воля, чтобы не сорваться на крик. Она не хотела ложиться в постель. Она не хотела чаю. Хотела только, чтобы он замолчал.
Ли невольно глубоко вздохнула.
— Спасибо, ничего не нужно. Дай мне еще несколько минут, хорошо?
Он посмотрел на нее с понимающей улыбкой и, поднявшись, сжал в медвежьем объятии. Ли почувствовала, как напряглось ее тело, но ничего не могла с этим поделать. Рассел обнял ее крепче, уткнулся лицом в изгиб шеи возле плеча, под подбородком. Пробившаяся щетина царапнула кожу, и Ли поежилась.
— Колется? — засмеялся Рассел. — Мой отец всегда говорил, что со временем я начну бриться два раза в день, но я не верил.
Ли хмыкнула.
— Схожу за водой. Хочешь воды?
— Конечно, — сказала Ли, хотя не хотела.
Она снова углубилась в рукопись и прочла полстраницы, когда Рассел крикнул из кухни:
— Где у тебя мед?
— Что? — крикнула она в ответ.
— Мед. Я делаю нам чай и хочу добавить в него теплого молока и меда. Мед у тебя есть?
Ли глубоко вдохнула.
— В шкафчике над микроволновкой.
Через несколько минут он вернулся, держа в каждой руке по кружке и пакет шоколадного печенья в зубах.
— Сделай перерыв, детка. Обещаю оставить тебя в покое после полуночного перекуса.