Не переживай. Рассел последний, кто расстраивается из-за подобных вещей.
Новая долгая пауза, а когда Ли все же заговорила, Эмми поняла, что та плачет.
— Я подарила ему оранжевую сумку для ноутбука, не хватило терпения выбрать что-то особенное, — покаялась она. — Я позвонила в магазин и продиктовала номер своей кредитной карты, и вот что мне прислали. Сумку для ноутбука! Для человека, у которого и ноутбука-то нет. Оранжевую. — Она шмыгнула носом. — Рассел терпеть не может яркие цвета.
— Ли, хорошая моя, не надо себя терзать. Рассел так тебя любит, что попросил провести с ним остаток жизни. Не позволяй какому-то глупому подарку становиться на пути. Спорим, он не обратил на это внимания, ну?
— Он посмеялся, но я видела, что он обиделся.
— Он большой мальчик, Ли. И справится с маленькой неувязочкой, получившейся с подарком. — Обе они знали, что это не так, но уточнять не стали. — Поэтому скажи мне, остальные хоть рады?
Ли послушно описала реакцию матери, Адрианы, родных Рассела, в нужных местах вворачивая шутку или забавное наблюдение. И только когда они распрощались, пообещав более основательно поговорить па следующий день, Эмми почувствовала тревогу. Может ли в отношениях Ли и Рассела Действительно возникнуть проблема? Неужели у Ли и впрямь есть серьезные сомнения? «Категорически нет, — Решила Эмми. — Просто нервы. Волнение, шок и ничего более серьезного». Она не сомневалась, что все сгладится, как только немного уляжется волнение. Возвращаясь к своему компьютеру, Эмми собралась с духом, чтобы попросить у враждебного официанта еще кофе.
— Pardon?
Мужской голос раздался над ее правым плечом, но э не сомневаясь, что очередной работник отеля готовится карать ее за новые прегрешения, проигнорировала его.
— Простите? — настаивал человек. — Извините, что вам мешаю.
Эмми подняла глаза, не забыв в последний момент напустить на себя немыслимую скуку и неудовольствие, что ее отвлекают. Но едва ответив: «Да» самым раздраженным тоном, на какой только была способна, немедленно об этом пожалела. На нее смотрел классически красивый парень: густые темные волосы, симпатичные морщинки в углах глаз, непринужденная улыбка, ровные белоснежные зубы — все это делало его чрезвычайно притягательным. Его внешность не разила наповал, и он не обладал сексуальностью кинозвезды, но приятные черты лица в сочетании с явной доброжелательностью породили у Эмми мысль, что ни одна здравомыслящая женщина не сочтет его некрасивым.
— Привет, — пробормотала Эмми и подумала: «В точку. Претендент номер один».
Он послал ей еще одну улыбку и вопросительно посмотрел на соседний стул. Эмми лишь кивнула, наблюдая, как он садится. Мужчина оказался моложе, чем ей изначально показалось, возможно, нет еще и тридцати. Молниеносно произведенная оценка — отточенная настолько, что стала почти инстинктивной — выдала все положительные моменты. Прекрасного фасона, однако непарадный хлопчатобумажный пуловер темно-синего цвета поверх белой рубашки. Хорошие джинсы, по счастью, без специально сделанных прорех, чрезмерной потертости, логотипов, заклепок, вышивки или карманов с клапанами. Простые, но элегантные коричневые туфли. Средний рост, накачан, но без фанатизма, ухожен, мужественен. Ну разве что джинсы чуточку тесноваты.
Вдохновленная его обращением и не забывая, что единственные мужчины, с которыми она до сих пор разговаривала во Франции, работают в «Костесе», Эмми улыбнулась:
— Меня зовут Эмми.
Он тоже улыбнулся и протянул руку. Ни колец, ни обгрызенных ногтей, ни полированных — все добрые знаки.
— Пол Уайкофф. Я невольно слышал, что сказал вам этот придурок…
Проклятие! Очевидное отрицать не станешь: несмотря на качественные джинсы, хорошие манеры и прочие достоинства, Пол говорил по-английски с американским акцентом.
Он, без сомнения, родился и вырос в Штатах или, возможно — в самом экзотическом случае, — в Канаде. Эмми была горько разочарована.
— …просто невероятно, правда? Не устаю удивляться, сколько людей готовы платить за плохое обращение.
— Значит, не только я страдаю? — спросила Эмми, испытывая легкое облегчение при мысли, что в отеле для нее не сделали исключение.
— Определенно, нет, — заверил ее Пол. — Они ведут себя грубо по отношению решительно ко всем гостям. Это единственное, в чем они действительно последовательны.
— Что ж, спасибо вам за эту новость. А то у меня уже начал развиваться комплекс.
— Рад, что сумел помочь. Впервые приехав сюда, я превратился в законченного параноика. Родители таскали нас по всему свету — я практически вырос в отелях, — но всего один день здесь заставил меня почувствовать себя неуклюжим идиотом.
Эмми засмеялась, забыв о недостатке Пола — разумеется, только с позиции нынешней охоты. Понадобилось менее четырех минут светской болтовни, чтобы прийти к выводу — из него получился бы идеальный муж. Но нет! Нет, черт возьми, она не попадется снова в ту же ловушку. Секс — хорошо, привязанность — плохо. Эти четыре слова она повторяла, едва перед ее мысленным взором возникало свадебное платье ее мечты от Моник Лульер (без рукавов, на бретельках, длиной до пола и с пепельно-розовым поясом, обвивающим талию) и идеальное меню (их фамильный салат из цитрусовых с помидорами на закуску, а на горячее — на выбор — тунец «Ахи», жаренный на гриле, или говяжья вырезка «Мацудзака»).
— Рада слышать, что я не одинока. — Эмми допил кофе и облизала ложку. — А почему ваша семья так много путешествовала?
— Можно было бы сказать, что я — «армейское дитя» или «сын дипломата», но на самом деле причин тому несколько. У моих родителей шизофреническое отношение к месту проживания, и оба они — писатели. Поэтому мы постоянно переезжали с места на место. Родился я вообще-то в Аргентине.
Эмми понадобилась доля секунды, чтобы осознать важность данного факта.
— Значит, вы аргентинец?
Пол засмеялся:
— Среди всего прочего.
— В смысле?
— В смысле, я — аргентинец, поскольку родился в Буэнос-Айресе, пока мои родители работали над книгами. Мы прожили там пару лет, прежде чем отправиться на Бали. Мой отец англичанин, поэтому я автоматически получил гражданство Соединенного Королевства, а мать француженка, но у них какие-то хитрые законы о гражданстве — как и таможенная служба, — так что на это гражданство я прошения не подавал.
— Просто у вас такой… американский выговор.
— Да, знаю. Всю свою жизнь, буквально с детсадовского возраста, я учился в американских школах, в какой бы стране мы ни жили. И закончил университет в Чикаго. Моего отца убивает, что я говорю как прирожденный американец.
Эмми кивнула, пытаясь осмыслить услышанное, точнее, запомнить все подробности, чтобы к победоносному письму, которое этим вечером отправит девчонкам, было не подкопаться.
— Вы не созрели для чего-нибудь покрепче? — спросил Пол. — Вам, наверное, не повредит после моего продолжительного повествования.
— О чем вы подумали? — отозвалась она, одарив его загадочным взглядом и подаваясь вперед. Секс — хорошо, привязанность — плохо.
Пол засмеялся:
— Да ни о чем особенном. Может, перейдем с кофе на вино?
Они выпили на двоих бутылку чего-то густого, бархатистого и такого сухого, что у Эмми появилось ощущение сухости во рту. Бордо, готова была поспорить она, хотя не взялась бы угадать конкретный год, как сделала бы несколько лет назад, когда моталась по Франции, берясь за разную работу в ресторанах и посещая виноградники.