Отец встал и, прикрыв глаза ладонью, посмотрел на солнце.
— Ты пройдешь подготовку к конфирмации, но конфирмоваться не будешь.
Только когда они проехали несколько километров, Горм осознал смысл отцовских слов. Незадолго до поворота на город отец сказал, не отрывая глаз от дороги:
— Я скажу матери, что никакой конфирмации не будет. Читай псалмы. И забудем об этом. Договорились?
— Договорились.
Турстейн вечно над чем-то смеялся. На школьном дворе, сложившись пополам, он вдруг начинал хохотать над тем, что Горму вовсе не казалось смешным. Например, над тем, что у учителя математики сзади из-под пиджака болтались подтяжки. Горму это нравилось, но не всегда.
В тот день, когда Горм рассказал ему, что отказался от конфирмации, Турстейн просто зашелся от смеха. Они только что поставили свои велосипеды в штатив и собирались идти на урок.
— Что в этом смешного? — спросил Горм, он был обижен.
— Да ты просто дурак!
— Почему?
— Потому что не хочешь конфирмоваться. Ведь тогда ты не получишь подарков!
— Я о них и не думал. Подарки мне не нужны.
— Еще бы! У тебя и так все есть. Тебе незачем конфирмоваться!
— По-моему, дурак ты, а не я, — сказал Горм и побежал вперед, не дожидаясь ответа.
После уроков Турстейн снова подошел к Горму.
— Мне плевать, будешь ты конфирмоваться или нет. Пошли ко мне.
— У меня нет времени.
— Обиделся?
— Нет.
— Я вижу, что обиделся.
Они вместе спустились по лестнице и вышли из школы.
— Я не обиделся. Пойдем лучше сегодня ко мне!
— К тебе? Почему?
— Просто так.
Они сняли замки с велосипедов и выехали на улицу.
— А ты предупредил маму, что я приду?
Горм затормозил так, что во все стороны полетели мелкие камешки:
— Заткнись!
— Я не собирался дразнить тебя. Но ты всегда говорил…
— Так ты идешь или нет?
— Иду-иду, не злись, — сказал Турстейн и добродушно засмеялся.
Голоса Марианны и Эдель разносились по всему дому. Мать стояла в холле и в отчаянии смотрела на второй этаж.
— Я уже слишком взрослая, чтобы делить с кем-то комнату, мне нужна отдельная! — кричала Марианна.
— Но ведь вы всегда… — Мать вдруг обнаружила, что Горм пришел не один.
— А теперь нет! Она меня раздражает! — крикнула сверху Марианна.
— Забери свое барахло и убирайся! — закричала Эдель.
— Ладно, девочки, успокойтесь, — сказала мать и натянуто улыбнулась Турстейну.
Марианна перегнулась через перила.
— Бурная сцена, — сказала она, пренебрежительно махнув в сторону Эдель. Но обращалась она к Горму и Турстейну. Ее взгляд говорил: «Да-да, пусть делает что хочет. Мы не виноваты, что она ведет себя как ребенок».
— Я не знала, что ты придешь с гостем, — сказала мать.
— Это же Турстейн!
Мать встревоженно переводила взгляд с одного на другого. Турстейн отступил к двери.
— Мы пойдем ко мне, — быстро сказал Горм и потянул Турстейна за собой.
— Может, сегодня не совсем удобно… Марианна переселяется в другую комнату, — сказала мать, беспомощно глядя на Эдель, которая без стеснения вышвыривала из комнаты платья и другие вещи Марианны.
— Очень удобно, — сказал Горм и потащил Турстейна по лестнице.
Марианна, вызывающе подбоченясь, наблюдала за буйством Эдель.
Марианна, вызывающе подбоченясь, наблюдала за буйством Эдель. Турстейну в ногу угодила щетка для волос, он остановился. Потом захохотал. На мгновение все стихло, Эдель высунула голову из комнаты. Увидев Турстейна, она захлопнула дверь.
Горма бросило в жар. А Турстейн поднял щетку и протянул ее Марианне.
— Спасибо, — сказала она и улыбнулась.
Горм поднял с пола две фотографии кинозвезд и отнес их в комнату для гостей, которую теперь, по-видимому, займет Марианна. Сестра стояла спиной к комоду. Волна волос отражалась в зеркале.
— Хочешь, я помогу тебе повесить картины? — услыхал Горм голос Турстейна.
— Там видно будет, сперва здесь надо немного прибрать, — ответила Марианна, все еще улыбаясь.
Почему она так смотрит? Ведь это всего лишь Турстейн.
— Пошли! — быстро сказал Горм.
Не отрывая глаз от Марианны, Турстейн медленно последовал за ним в его комнату.
— Счастливчик, у тебя такие сестры, — усмехнулся он, когда Горм закрыл дверь.
— А ты? У тебя тоже есть сестры!
— Они еще маленькие, — смущенно сказал Турстейн. Горм понял Турстейна, но не подал виду.
Когда они делали уроки по математике, явилась Марианна и спросила, не отправит ли Турстейн по дороге домой ее письмо. Турстейн просиял, словно получил подарок. Ужасно глупо. Марианна все еще держала в руке щетку для волос и стояла, явно желая покрасоваться.
— Если хочешь, могу и волосы тебе расчесать, — предложил Турстейн.
— Неужели правда? — проворковала Марианна.
— Оставьте свои глупости, нам надо заниматься математикой, — напомнил Горм.
— Да-да, ведь вы так заняты, — вздохнула Марианна и с загадочной улыбкой пошла к двери.
Перед уходом Турстейн спросил, нельзя ли ему прийти к Горму завтра.
— Завтра нет. Я буду занят.
— А когда можно?
— Я подумаю, — сказал Горм и захлопнул учебник по математике.
Он слышал, как Турстейн внизу разговаривал с Марианной, но слов разобрать не мог. Они смеялись. Сперва Турстейн что-то сказал, и Марианна засмеялась. Потом они засмеялись оба.
Весь вечер Горм думал, не рассердилась ли на него Марианна. И даже порывался пойти к ней и предложить свою помощь. Он представлял себе, что она, закрыв глаза, сидит на пуфике перед комодом. Он не остановится у дверей, а пройдет прямо в комнату. И она его не выгонит.
— Хочешь, я повешу портреты кинозвезд? — предложит он.
— Я отдала их Эдель. Это игрушки для детей, — ответит она равнодушно.
Он кивнет ей в знак согласия.
— У меня есть книга, которая тебе наверняка понравится, — скажет он.
— Правда? А может, ты расчешешь мне волосы?
Она сидит на пуфике с распущенными волосами. И он щеткой осторожно проводит по волосам Марианны.
— Сильнее!
Он нажимает сильнее и перед каждым взмахом слегка приподнимает волосы вверх. Марианна вздыхает и не двигается. Долго. Странный, еле слышный звук скользящей по волосам щетки кружит ему голову. Ему хочется, чтобы это длилось вечно.
— Спасибо, что ты тогда не проболтался. О Юне и Хоконе, — говорит она, и ее дыхание становится прерывистым.
— Что за глупости, — твердо отвечает он.
Ее мягкие волосы ласкают его ладонь. Он глотает воздух.
— Все равно спасибо, — говорит она и прижимается к его руке.
Однажды, когда у них обедала бабушка, мать заговорила о том, как ей не хватает духовного единства. Внутренней силы. Силы, которую нельзя получить от людей. При этом она широко открытыми глазами смотрела на отца.