«Ли! — На этот раз мать. — Куда ты движешься? И
Жирный мальчишка у пинбольного аппарата ухмыляется мне: «Можно выиграть все — кроме последней, самой лакомой!» Он ухмыляется. На его футболке — надпись ДУЭЛЬ, трафаретными оранжевыми буквами с зеленой каймой.
Или не можешь педантично поручиться за
И мама проплывает мимо окна моей спальни — вечно и навсегда.
Кроме того, есть вещи, которые не могут быть правдой, даже если они
Я прошу стакан воды. Его приносит почтальон; рупор призывает на посадку. Почтальон говорит: «Что ж, по крайней мере одного ты добьешься, вернувшись домой: узнаешь, правда это или нет». — «К чему бы это?» — недоумеваю я, но он убирается со сцены серией кульбитов. Я понимаю, что такая уж у него, у почтальона, система.
Разрывается телефон — этот кошмарный, тронутый плесенью патины священник, матушкин приятель, звонит мне из Нью-Йорка, доложить о случившемся. И поведать, как расстроило мою матушку известие о моем провале на экзаменах.
Я понимаю, что такая уж у него, у почтальона, система.
Разрывается телефон — этот кошмарный, тронутый плесенью патины священник, матушкин приятель, звонит мне из Нью-Йорка, доложить о случившемся. И поведать, как расстроило мою матушку известие о моем провале на экзаменах. И как ей было жаль, что она меня подвела. И как ему жаль. И как он понимает и разделяет мою безмерную скорбь, а засим предлагает вот какое утешение: все мы, все и каждый из нас, мой мальчик…
воспоминаниям.
Взбудораженный этой перспективой — а также настойчивыми гудками автобуса, которыми тот старался согнать в густой поток хайвея робкий молоковоз, загородивший нам путь на перекрестке, — я моментально выпал из забытья. Я был чертовски вял и выжат, но ощущение качки ушло. А ужас уступил место своеобразному томному оптимизму. Ибо что, если малыш Лиланд
Молоковоз наконец нырнул в поток, и автобус вслед за ним. Я позволил глазам закрыться, а голове — снова откинуться назад; эйфория звенела во мне ясными тонами уверенности. «Что скажете на это, ребята? — поинтересовался я у тех, кто стоял в своих тенях поблизости. — Есть ли у малыша Лиланда какие-нибудь шансы против этого неотесанного чурбана, что бросил мне вызов из прошлого, чтобы снова уколоть своей усмешкой? Вправду ли есть у меня шансотвоевать у него ту жизнь, что он похитил, ту жизнь, которая, как ведаем мы оба, была моей? Моей — по праву? Моей — по справедливости?»
Но не успел ответить кто-либо из моих друзей, сам призрак выполз из пучины зыбкого тумана и с головою окатил меня жемчужным пузырем, что градом рассыпал серебристую барбитуратную пудру. Все еще опьяненный самоуверенностью, я приподнялся с сиденья, чтоб бросить нависавшему надо мной ухмыляющемуся гиганту в свитере, номер 88 — «Куда ведешь? — Я пронзаю его самым роковым шекспировским взглядом, какой способны изобразить мои телячьи глаза: — Я дальше не пойду!»
«Вот как? — ехидная усмешка играет на его губах.