Но теперь, когда мне прямо в лицо светила перспектива чертовой работы — да еще в четыре утра? — я уже не мог увиливать от ответа; и каким же он будет? Но я был слишком сонным — какой уж тут правильный выбор? — а потому решил было подоткнуть этот вопрос под подушку и снова придавить сверху головой. Однако старина полтергейст явился опять, грохоча уже внутри моей черепной коробки, и сделал выбор за меня.
— Вставай, мальчик мой! Очнись-встряхнись! Пришло время оставить свой след в истории.
Не рискуя спровоцировать новый его визит, я поднялся на ноги…
и подумал: «Да, Лиланд. Если уж ты хотел до кого-то дотянуться — самое время начать хотя бы потягиваться…»
Я оделся и проковылял по ступенькам на кухню, где мои домочадцы уже вовсю нависали локтями и лбами над яичницей с оладьями. Они поприветствовали меня, попросили к столу, разделить с ними хотя бы финальную четверть трапезы.
— Мы тебя ждали, Ли, — заявил Джо Бен с комканой ухмылкой, — с собачьей верностью: как одна собака другую у миски ждет.
. Ли с трудом сглатывает, выдвигает стул, надеясь, что это его место.
Хэнк, похоже, слишком поглощен своим занятием. Он замешкался с ответом, и в эту паузу встрял Генри. Его лицо отрывается от тарелки, подобное чугунному люку водостока.
— Ты про Вив, что ли? Да нет, слав-те-господи, Лиланд, она выпархивает из постельки куда раньше, чем мы, мужики, и пальцем пошевелим. Как и малютка Джен. Нет, Вив уж давно на ногах, сварганила
— На улице, — угрюмо уточняет Хэнк, — корову пошла проведать.
— А почему она с нами не ест?
— А я почем знаю? — Он передергивает плечами и вновь всецело поглощен завтраком.
Блюдо опустело. Джен предложила поджарить мне новую порцию оладий, но старик Генри заявил, что времени ждать добавки нет и что я уж как-нибудь обойдусь кукурузными хлопьями.
— Это научит тебя вставать вовремя, ей-богу.
— В духовке кой-чего осталось, — сказал Хэнк. — Я отложил для него оладушков. Сунул туда в фольге, чтоб не остыли. Я догадывался, что он запоздает к раздаче.
Он извлек оладьи из черной пасти духовки и вывалил их на мою тарелку, будто объедки — четвероногому другу. Я поблагодарил его за избавление от холодных хлопьев и мысленно проклял за снисходительное предвидение моего опоздания . И снова чувствует, как щеки загораются пурпуром.Трапеза продолжилась, если не в полной тишине, то без внятных слов.
И снова чувствует, как щеки загораются пурпуром.
(…конечно, Джон довез нас нормально, и старик не отправился в больницу пешком, как грозился, но оказалось, что это еще не конец истории. Ни в коем разе. Когда мы с Джоби наведались в клинику через день-другой, там был Джон — сидел на ступеньках крыльца, уронив руки между коленок, глаза красные, то и дело моргает. «Я слышал, сегодня Генри выписывают?» — говорит он. «Все так, — отвечаю. — Он не столько поломался, столько свихнулся… В смысле, вывихнулся. На него навесили тонну гипса, но док говорит, это для того, чтоб он не особенно бушевал». Джон поднимается, охлопывает себя по бедрам. «Что ж, когда понадоблюсь — я готов», — говорит он, и я вижу, что у него на уме: что нам предстоит обратный путь и мы с Джо опять будем держать старика. Но нет, мне совсем не улыбается снова лезть в кузов и выслушивать рев Генри по поводу всякой пьяни за рулем. Вот я и сказал, не подумав: «Джон, сдается мне, вести лучше кому-то из нас, а ты, может, на этот раз сзади посидишь?» И в мыслях не имел, что его это так напряжет. Но напрягло, и не на шутку. Стоит, хлопает глазами, пока они совсем не размокли, и говорит: «Я просто помочь хотел». И, хлюпая носом, уходит за угол больницы, расстроенный до крайности…)
Я прикончил оладьи и как раз трудился над чашкой кофе, когда старик Генри воткнул в стол нож, измазанный в желтке.
— Погодите! — потребовал он. — Минутку! — Он свирепо вызверился на меня, наклонившись так близко, что я во всех деталях видел кустистые белые брови этого старого самодовольного павлина, расчесанные и умасленные. — Какой у тебя размер ноги? — Озадаченный и чуть испуганный, я сглотнул, но все же умудрился пробормотать свой размер. — Надо б тебе говнодавы пошукать.
Он встал и погромыхал прочь из кухни, искать башмаки, которых мне явно не доставало. Я растекся по стулу, радуясь передышке.
— В какой-то момент, — сказал я, смеясь, — мне подумалось, что он собирается подтесать мои ноги под размер ботинок. Или вытянуть. Ортопедия в духе прокрустова ложа.
— Как-как? — заинтересовался Джо Бен. — Какой ложи?
— Прокрустова ложа. Ну, Прокруст? Греческий ортопед-затейник? Которого Тесей одолел?
Джо почтительно покачал головой, глаза нараспашку, рот округлился — точь-в-точь, как у меня, вероятно, когда я слушал сказания из жизни легендарных аборигенов северных лесов. И я выдал лекционную порцию греческой мифологии. Джо был в восторге; его дети аж от комиксов оторвались; и даже его пигалица-женушка отвлеклась от скобления плиты, чтоб послушать . Ли излагает бойко. Поначалу нервозность придает его речи оттенок академического снобизма, но, почувствовав неподдельный интерес аудитории, он повествует уже с огоньком. С удивлением и не без гордости он осознает, что сумел внести свою лепту в застольную беседу. Эта мысль пробуждает в нем такое простосердечное красноречие, какое он в себе и не чаял, даже в мечтах об учительстве. Старый миф оживает в его устах, дышит свежестью. И тогда он невзначай косится на сводного брата: очарован ли и он, как Джо с семейством?Я глянул на братца Хэнка, надеясь, что и он проникся моим искусством сказителя, но он уставился в грязную тарелку таким пустым взглядом, словно не то слышал эту историю в тысячный раз, не то и в первый не желает подобную чушь слушать.