Когда Сканда покинул онкологическое отделение в Карапитии, неподалеку от Галле, его коллеги поняли, что и на новом месте он также будет уродовать книги — медицинские тексты и романы. Он был самым яростным поклонником маргиналий.) Как бы то ни было, книгу о Юнге, скорее всего, принес анестезиолог. Фотографии, эссе, комментарии и биография. И кто-то подчеркнул фразу: «Юнг
В лабораториях Аризоны Анил встретила женщину по имени Лиф. Лиф, несколькими годами старше Анил, стала ее ближайшей подругой и постоянным компаньоном. Они работали бок о бок и, если кто-то из них уезжал в командировку, непрерывно говорили друг с другом по телефону. Лиф Нидекер — ну что это за имя, упорно задавалась вопросом Анил — познакомила Анил с изящным искусством боулинга с десятью кеглями, пронзительными криками в барах и бешеной, с крутыми виражами, ночной ездой по пустыне.
Вечера на заднем дворе у Лиф, когда-то на Западе. В полночь жара все еще не спадала. Они останавливали фильм, делали перерыв и освежались под садовым шлангом. За три месяца они сумели посмотреть все фильмы с Энджи Дикенсон и Уореном Оутсом.
— У меня астма, — говорила Лиф. — Я должна стать ковбоем.
Во дворе у Лиф они запутались в перипетиях «Красной реки», пытаясь разобраться в странном случайном выстреле Джона Айрленда перед последней дракой Монтгомери Клифта и Джона Уэйна. Они отмотали пленку назад и просмотрели этот эпизод еще раз. Уэйн грациозно повернулся, почти не сбиваясь с шага, чтобы выстрелить в друга, пытавшегося остановить драку. Стоя на коленях перед телевизором, на выжженной траве, они смотрели эту сцену кадр за кадром, пытаясь обнаружить на лице жертвы хоть какой-то признак возмущения несправедливостью. Напрасно. Это был второстепенный акт, направленный против второстепенного героя, который, быть может, выжил, а быть может, и нет, и в оставшиеся пять минут до конца об этом никто не сказал.
Еще один хеппи-энд в стиле Генри Джеймса.
— Вряд ли он смертельно ранен.
— Гм… мы не можем сказать, куда попала пуля. Говард Хоукс слишком быстро завершил эту сцену. Парень просто хватается за живот и падает.
— Если пуля попала в печень, ему конец. Не забудь, это Миссури, тысяча восемьсот какой-то год.
— Верно.
— А как его зовут?
— Кого?
— Парня, в которого стреляли.
— Баланс. Черри Баланс.
— Черри? Ты хочешь сказать — Джерри? Или все — таки Черри?
— Черри Баланс.
— И он друг Монтгомери?
— Да, друг Монтгомери, Черри.
— Гм…
— Не думаю, что пуля попала в печень. Смотри, под каким углом она вошла. Похоже, по восходящей траектории. Наверное, пробила ребро или отскочила.
— Быть может, отскочила и убила какую-нибудь женщину в сторонке?
— Или Уолтера Бреннана…
— Нет, какую-нибудь дамочку в сторонке, которую трахал Говард Хоукс.
У женщин хорошая память. Разве им это не известно? Эти девчонки из салуна запомнят Черри…
— Знаешь, Лиф, мы должны написать книжку. «Кино глазами судмедэксперта».
— Фильмы «нуар» тяжело смотреть. Они слишком мрачные. И одежда на всех сидит мешком.
— Я возьмусь за «Спартака».
Анил рассказала Лиф, что в шри-ланкийских кинотеатрах после впечатляющей сцены — музыкального номера или сногсшибательной драки — толпа кричит «Повтори!», «Повтори!», пока администратор или оператор не выполнят их требование. Теперь на маленьком экране во дворе Лиф они прокручивали пленку то назад, то вперед, пока им не удавалось разобраться во всех деталях действия.
Больше всего они бились над фильмом «В упор». Сначала в заброшенной тюрьме на острове Алькатрас в Ли Марвина (который когда-то играл Либерти Баланса, но это не важно) стреляет предавший его друг. Оставив его умирать, он уводит его девушку и присваивает его деньги. За этим следует месть. Анил и Лиф написали письмо режиссеру и спросили, не помнит ли он, хотя прошло столько лет, в какую часть тела Ли Марвина попала пуля, раз он сумел подняться на ноги, проковылять по тюрьме, пока шли титры, и переплыть коварные воды пролива между островом и Сан-Франциско.
Они написали режиссеру, что это один из ихлюбимыхфильмов, им просто интересно как специалистам. Внимательно просмотрев этот эпизод, они заметили, что рука Ли Марвина потянулась к груди.
— Посмотри, у него затруднения справа. И позже, плывя через залив, он пользуется левой рукой.
— Боже мой, это великое кино. Почти нет музыки. Много тишины.
Последний год на северо-востоке Гамини работал в базовой больнице в Полоннаруве. Туда привозили тяжелых больных со всей восточной провинции, от Тринкомали до Ампары. Убийства в семье, вспышки тифа, осколочные ранения, покушения на политических деятелей с той и другой стороны. В больничных отделениях всегда царил хаос: амбулаторные пациенты толклись в общей хирургии, ходячие — в коридорах, из радиомагазина приезжали техники, чтобы установить электрокардиограф.
Единственным прохладным местом в больнице был банк крови, где в холодильниках хранилась плазма. Единственным тихим местом — ревматология, где какой-то мужчина бесшумно и неторопливо вращал гигантское колесо, разрабатывая плечи и руки, сломанные несколько месяцев назад, а одинокая женщина сидела, опустив артритную руку в резервуар с теплым воском. Но в коридорах, где стены были покрыты плесенью от сырости, мужчины с грохотом сгружали с повозок огромные баллоны с кислородом. Необходимый поток кислорода с шипением подавался в отделение для новорожденных, где в инкубаторах лежали дети.