Не спали только она и водитель. Она видела зайца. Слышала глухой стук столкновения ночной птицы с автобусом. В салоне было темно. Пять дней она будет разбираться в своем письменном столе, а потом улетит на Шри-Ланку. Где-то в сумке у нее валялся список всех телефонов и факсов, по которым с ней можно будет связаться на острове в следующие два месяца. Она собиралась дать его Каллису. Она обозрела всю его гребаную жизнь, засевший в нем страх, любовь и утешение, которые он боялся от нее получить. И все же он был для нее волшебным замком, полным великолепных помещений, неисчерпаемых возможностей, необычайно воодушевляющим.
Автобус поднялся над долиной. Она не могла уснуть, как и он. Она хотела продолжать войну, как и он. Как мог он спать в ту ночь, когда ее имя стояло между ним и его женой? Она, словно тень, присутствовала даже в нежнейших отношениях этой пары. С нее довольно. Быть пылинкой или отзвуком, быть компасом, которым он пользуется лишь тогда, когда необходимо выяснить ее местонахождение.
И с кем он будет разговаривать в полночь через семь часовых поясов? Как с камнем в храме, который священники используют для исповеди. Что ж, теперь у них обоих нет будущего. Им остается только избегать прошлого.
Анил не умела петь, но знала слова и чувствовала ритм.
Oh, the trees grow high in New York State,
They shine like gold in autumn —
Never had the blues whence I came,
But in New York State I caught'em.
Она произносила строки шепотом, склонив голову к груди. Autumn. Caught'em. Одна рифма так и льнет к другой.
Анил с Саратом выяснили, кем был Моряк, на третьей графитовой шахте. Его звали Руван Кумара, он был сборщиком пальмового сока. После того как он, сорвавшись вниз, сломал ногу, он стал работать на местной шахте, и жители деревни помнили, когда его схватили чужаки. Они спустились в штольню, где работали двенадцать человек. Они привели с собой виллу — кого-то из местных жителей с джутовым мешком на голове, в котором имелись отверстия для глаз, — чтобы, оставшись неузнанным, он мог указать на тех, кто сочувствовал мятежникам. Виллойназывали чудовище, привидение, которым пугали детей. Он указал на Рувана Кумару, и того увели.
Теперь у них имелась точная дата похищения. Вернувшись в валавву,они начали планировать следующий шаг. Сарат полагал, что они по-прежнему должны соблюдать осторожность и собрать больше улик, иначе их работу могут отвергнуть. Он вызвался съездить в Коломбо и поискать Рувата Кумару в списке неблагонадежных, утверждая, что сможет его достать. На это потребуется два дня, а затем он вернется. Он оставит ей свой сотовый телефон, хотя она вряд ли сможет с ним связаться. Он позвонит ей сам.
Но прошло пять дней, и он не вернулся.
Все ее страхи относительно Сарата ожили, она вспомнила о его родственнике-министре, о его взглядах на опасность истины. Она в ярости бродила одна по валавве.Настал шестой день. Она включила телефон Сарата и позвонила в ратнапурскую больницу, но, как выяснилось, Ананды там не было, он ушел домой. Поговорить было не с кем. Она осталась наедине с Моряком.
Взяв телефон, Анил отправилась на дальний конец рисового поля.
— Кто говорит?
— Анил Тиссера, сэр.
— А, та, пропавшая.
— Да, сэр, пловчиха.
— Вы так ко мне и не пришли.
— Мне нужно поговорить с вами, сэр.
— О чем?
— Я должна составить отчет и нуждаюсь в помощи.
— Почему вы обратились ко мне?
— Вы знали моего отца. Работали вместе с ним. Мне нужен человек, которому можно доверять. Возможно, это политическое убийство.
— Вы говорите по сотовому телефону.
Не называйте меня по имени.
— Я нахожусь в затруднительном положении. Мне нужно попасть в Коломбо. Вы можете помочь?
— Попробую. Где вы находитесь?
Этот вопрос он уже задавал. Она заколебалась:
— В Экнелигоде, сэр. В
Все повернулись к нему. Она подняла глаза, на ее лице было написано удивление по поводу его присутствия и его реплики.
— Этот скелет был тоже найден на раскопках в Бандаравеле?
— Да, — ответила она.
— На какой глубине?
— Приблизительно метр.
— Вы можете назвать более точную цифру?
— Нет, не могу. Я не понимаю, почему это важно.
— Потому что участки холма около пещеры, где был найден этот скелет, вытаптывались скотом, размывались дождями, подвергались воздействию человека… Я не прав? Да включите же этот чертов кондиционер, в этой духоте невозможно четко рассуждать. Разве неверно, что старые захоронения девятнадцатого века, кладбища или места казней, часто — а практически всегда — располагаются на глубине менее шестидесяти сантиметров?
Она начала волноваться и решила промолчать. Сарат почувствовал, что привлек внимание сидящих в зале, они повернулись к нему.
Он направился к передним рядам, и ему позволили к ней подойти.