Дверь открылась, впуская в себя звуки венского вальса. «Ваша остановка, доктор Ланарк», — сказал лифт.
Ланарк вошел в залитый неярким светом ресторан с низким синим потолком и толстым синим ковром. Пустые столики стояли без скатертей, за исключением дальнего, за которым сидел Озенфант. На нем был светло-серый костюм с желтым жилетом и галстуком; за пуговицу жилета была заткнута белая салфетка. Он с видимым удовольствием разрезал на тарелке какое-то лакомое блюдо, но, подняв глаза, сделал Ланарку знак подойти. Свет исходил от двух свечей на столе и от низких арок в стенах. За этими арками мавританского рисунка находились, судя по всему, ярко освещенные комнаты, расположенные ниже. Через ближайшую Ланарку был виден танцпол, где вальсировали ноги в черных брюках и длинных юбках.
Озенфант позвал:
— Присоединяйтесь ко мне. Остальные уже давно покончили с едой, но мне не так легко оторваться от кормушки.
Обогнув погруженные в тень столики, подошла официантка, отодвинула стул и предложила Ланарку меню. Блюда были обозначены на незнакомом языке. Вернув меню, Ланарк попросил Озенфанта:
— Вы не могли бы сделать за меня заказ?
— Конечно. Попробуйте «энигма де филе конгалез». После размазни, которую дают больным, вам должно прийтись по вкусу твердое мясное блюдо. — Озенфант глотнул из бокала в форме тюльпана, и уголки его губ опустились. — К сожалению, не могу порекомендовать вино. В этой области успехи синтетической химии оставляют пока желать лучшего.
Официантка поставила перед Ланарком тарелку с кубиком серого желе. Он срезал с поверхности тонкий кусок и обнаружил, что на вкус блюдо напоминает упругий лед. Он быстро глотнул, и ноздри его наполнились запахом горящей резины, но, как ни странно, язык почувствовал приятное тепло. Ланарк расслабился и в то же время ощутил в себе могучие силы. Он принялся за другой кусок — запах сделался еще противней. Положив нож и вилку, Ланарк сказал:
— Больше не могу.
Озенфант поднес к губам салфетку.
— Неважно. С одним глотком вы получаете все нужное питание. Когда вы привыкнете к запаху, то сможете есть больше, а через несколько лет начнете, как все мы, переедать.
— Через несколько лет меня здесь не будет.
— Да?
— Я собираюсь уйти, как только найду подходящего спутника.
— Почему?
— Мне нужно солнце.
Озенфант разразился смехом:
— Прошу прощения, но услышать, что вполне здравый человек питает такое странное пристрастие, было несколько неожиданно. Почему именно солнце?
Ланарк едва сдержал раздражение.
— Я хочу любить, видеться с друзьями, работать под солнцем.
— Но вы же не афинянин и не флорентиец — вы современный человек! В условиях современной цивилизации под солнцем работает презираемое, исчезающее меньшинство. Даже фермеры трудятся в четырех стенах. Что же до любви и дружбы, человечество всегда предпочитало наслаждаться тем и другим по ночам. Если бы вы предпочитали луну, я бы еще понял, но Аполлон нынче окончательно развенчан.
— Вы говорите как Сладден.
— Кто это?
— Человек из города, откуда я сюда поступил. Солнце светит там две-три минуты в день, и он считает, что это не имеет значения.
Прикрыв глаза руками, Озенфант произнес мечтательно:
— Город на берегу пересохшей реки. Город с площадью девятнадцатого века, уставленной безобразными скульптурами. Я прав?
— Да.
— Простите, но не могу устоять перед искушением. — Озенфант взял тарелку Ланарка, поставил на свою пустую и принялся неспешно есть, не переставая при этом говорить. — Этот город называется Унтанк. Календарь в нем основан на солнечном свете, но им никто не пользуется, кроме администрации.
Календарь в нем основан на солнечном свете, но им никто не пользуется, кроме администрации. Большинство жителей забыли о солнце; более того, они отказались от часов. Они не отмеряют время и не планируют; их жизнью управляет элементарный аппетит, зависящий от случайных импульсов. Не удивительно, что счастливых среди них нет. В отношении политики у них процветает коррупция, и они бы не выжили без субсидий от более благополучных континентов. Но не связывайте эти беды с нехваткой солнечного света. В институте совсем нет солнца, однако он обеспечивает себя, и работники получают в достатке здоровую пищу и моцион. Наше существование отрегулировано по часам.
— Есть у вас библиотека?
— Даже две: фильмов и музыки. Последней заведую я.
— А как насчет книг?
— Книг?
— Я хочу почитать своей пациентке, а у меня только эти три.
— Читать! Как по-викториански! Покажите. Хм. Подборка вроде бы хорошо сбалансированная. Не знаю, чем можно ее дополнить, разве что обратиться к бедному монсеньору Ноуксу. У него всегда при себе какой-то пухленький томик. Может, Библия. В ней ведь полно забавных баек.
— Где его найти? — спросил Ланарк.
— Не торопитесь так — я бы не советовал покидать нас столь поспешно. Подумайте, сколько времени вы потеряете.
— Что вы имеете в виду?
— В этой вселенной каждый континент измеряет время по своему особому календарю, так что в промежутках оно не меряется ничем. Когда путешественник отправляется из института на соседний континент — Унтанк, например, или Прован, — ему приходится пересечь зону, где время является чисто субъективным переживанием. Иные осуществляют переход, ничего не заметив, но сколько лет пожертвовали вы, чтобы добраться сюда?
Чтобы скрыть охвативший его ужас, Ланарк встал и произнес коротко:
— Спасибо за предупреждение, но меня ждет пациентка.
— Где монсеньор Ноукс?
— В это время дня он обычно бывает в курительной комнате, наблюдает за купальщиками. Пройдете под арками у меня за спиной и никуда не сворачивайте, пока не доберетесь до третьей комнаты. Там поверните налево и прямо под аркой увидите его.
Покинув ресторан, Ланарк оказался в сияющей огнями комнате, где несколько стариков играли в бридж. В следующем помещении царил сумрак; там, под низко висевшими светильниками, виднелось множество столов для бильярда. Далее, в третьем зале, помещался плавательный бассейн. В гулком пространстве ныряли, плавали наперегонки или беседовали на краю бассейна мужчины и женщины с ровным коричневым загаром, какой получается под ультрафиолетовыми лучами. Ланарк пошел налево по скользкому, вымощенному плиткой помосту и добрался до стены с обычной аркадой. Поднявшись на две или три ступени, он очутился в комнате с мягким освещением, толстыми коврами и множеством кожаных кресел. Ноукс сидел вблизи ступеней, курил тонкую сигару и бросал иногда беглый взгляд на коричневые тела, отражавшиеся в голубовато-зеленой воде. Ланарк уселся напротив и начал:
— Я доктор Ланарк.
— Да-да.
— Моей пациентке требуется чтение, поэтому я собираю книги. По словам профессора Озенфанта, у вас можно позаимствовать книгу.
Ноукс вел себя так, словно не замечал Ланарка. Переводя взгляд то на купальщиков, то на свою сигару, он заговорил спокойно и безразлично:
— Профессор Озенфант — известный шутник. Он прекрасно знает, что у меня нет ничего, кроме требника. Если бы ваша пациентка интересовалась молитвами, она была бы моей пациенткой.
— Он думал, у вас есть Библия.
— Тоже шутка. У меня есть Новый Завет на греческом, но, наверное, пациентка так же мало разбирается в греческом, как вы. Что вам уже удалось собрать? — Он просмотрел протянутые Ланарком книги и вялым жестом указал на «Священную войну».