Часть первая
Старгородский лев
Глава I
Безенчук и нимфы
В уездном городе N <Словосочетания "уездный город N", "губернский город N" или просто "город N", весьма часто встречающиеся в русской прозе
XIX века, были общим местом, своего рода символом глухой провинции, захолустья. Однако в романе "Двенадцать стульев" привычный смысл их
несколько изменился: захолустье стало советским, черты "нового быта" комически соседствовали здесь с прежними, постепенно вытесняемыми. На что и
намекали авторы романа, используя определение "уездный", которому вскоре надлежало исчезнуть, поскольку с 1921 года советским правительством
планировалось новое административно-территориальное деление, так называемое районирование - постепенное введение краев (округов), областей и
районов вместо прежних российских губерний, уездов и волостей. Помимо чисто управленческих задач таким образом решалась и задача идеологическая:
районирование должно было знаменовать полное обновление страны, разрыв последних связей с имперской историей - даже на уровне терминологии.
Фактически к реформе приступили в 1923 году и завершили шесть лет спустя. В 1927 году, когда разворачивается действие романа, вне районирования
оставалось менее четверти территории СССР, где хотя бы в названиях учреждений еще сохранялось специфическое сочетание "имперского" и
"советского": исполнительный комитет губернского совета - губисполком, уездного - уисполком, уездная милиция - умилиция и т. п.> было так много
парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить
голову вежеталем <Вежеталь (фр. vegetal - растительный) - туалетная вода с запахом трав, цветов.> и сразу же умереть. А на самом деле в уездном
городе N люди рождались, брились и умирали довольно редко. Жизнь города N была тишайшей. Весенние вечера были упоительны, грязь под луною
сверкала, как антрацит, и вся молодежь города до такой степени была влюблена в секретаршу месткома коммунальников <Имеется в виду отделение
профессионального союза, объединявшего рабочих и служащих коммунальных предприятий и организаций: водопроводных и канализационных станций, бань,
боен и т.п.>, что это просто мешало ей собирать членские взносы.
Вопросы любви и смерти не волновали Ипполита Матвеевича Воробьянинова, хотя этими вопросами, по роду своей службы, он ведал с 9 утра до 5
вечера ежедневно, с получасовым перерывом для завтрака.
По утрам, выпив из причудливого (морозного с жилкой) стакана свою порцию горячего молока, поданного Клавдией Ивановной, он выходил из
полутемного домика на просторную, полную диковинного весеннего света улицу "Им. тов. Губернского" <Шутка строится на обыгрывании считавшегося
типичным для провинциальных городов названия главной улицы - "Губернаторская".>. Это была приятнейшая из улиц, какие встречаются в уездных
городах. По левую руку, за волнистыми зеленоватыми стеклами, серебрились гроба похоронного бюро "Нимфа". Справа, за маленькими, с обвалившейся
замазкой окнами, угрюмо возлежали дубовые, пыльные и скучные гроба, гробовых дел мастера Безенчука. Далее "Цирульный мастер Пьер и Константин"
обещал своим потребителям "холю ногтей" и "ондулянсион <ондулясион (фр. ondulation) - завивка волос.
> на дому". Еще дальше расположилась
гостиница с парикмахерской, а за нею, на большом пустыре, стоял палевый теленок и нежно лизал поржавевшую, прислоненную (как табличка у подножия
пальмы в ботаническом саду) к одиноко торчащим воротам вывеску:
ПОГРЕБАЛЬНАЯ КОНТОРА
"Милости просим".
Хотя похоронных депо было множество, но клиентура у них была небольшая (в ст. варианте – небогатая: прим. форматера). "Милости просим"
лопнуло еще за три года до того, как Ипполит Матвеевич осел в городе N, а мастер Безенчук пил горькую и даже однажды пытался заложить в ломбарде
свой лучший выставочный гроб.
Люди в городе N умирали редко, и Ипполит Матвеевич знал это лучше кого бы то ни было, потому что служил в загсе, где ведал столом
регистрации смертей и браков.
Стол, за которым работал Ипполит Матвеевич, походил на старую надгробную плиту. Левый уголок его был уничтожен крысами. Хилые его ножки
тряслись под тяжестью пухлых папок табачного цвета с записями, из которых можно было почерпнуть все сведения о родословных жителей города N и о
генеалогических (или, как шутливо говаривал Ипполит Матвеевич, гинекологических) древах, произросших на скудной уездной почве.
В пятницу 15 апреля 1927 года Ипполит Матвеевич, как обычно, проснулся в половине восьмого и сразу же просунул нос в старомодное пенсне с
золотой дужкой. Очков он не носил. Однажды, решив, что носить пенсне негигиенично, Ипполит Матвеевич направился к оптику и купил очки без
оправы, с позолоченными оглоблями. Очки с первого раза ему понравились, но жена (это было незадолго до ее смерти) нашла, что в очках он вылитый
Милюков <П. Н. Милюков (1859-1943) - историк, публицист. До февральской революции 1917 года - один из лидеров либеральной оппозиции, идеолог
конституционно-демократической партии, затем - министр иностранных дел Временного правительства. После падения Временного правительства -
эмигрант. Длинные горизонтально закрученные усы Милюкова и его круглые очки - черты, многократно эксплуатировавшиеся карикатуристами.>, и он
отдал очки дворнику. Дворник, хотя и не был близорук, к очкам привык и носил их с удовольствием.
- Бонжур! - пропел Ипполит Матвеевич самому себе, спуская ноги с постели. "Бонжур" указывало на то, что Ипполит Матвеевич проснулся в
добром расположении. Сказанное при пробуждении "гут морген" обычно значило, что печень пошаливает, что 52 года - не шутка и что погода нынче
сырая.
Ипполит Матвеевич сунул сухощавые ноги в довоенные штучные брюки <Речь идет о специфике фасона и качестве. Узкие брюки с завязками у
щиколоток (чтобы всегда оставались на ногах натянутыми) были модны в начале 1910-х годов, но ко второй половине 1920-х годов такой фасон
выглядел давно устаревшим. Что же касается определения "штучные", то оно означало "сшитые по индивидуальному заказу", а не купленные, например,
в магазине или лавке готового платья.>, завязал их у щиколотки тесемками и погрузился в короткие мягкие сапоги с узкими квадратными носами и
низкими подборами. <Подборами именовали каблуки, поскольку сапожник "подбирал" их по высоте, наклеивая несколько кусков толстой кожи друг на
друга - слоями. Воробьянинов носит так называемые полусапожки - того фасона (узкий квадратный носок, короткие мягкие голенища, низкий каблук),
что был модным в предреволюционные годы.> Через пять минут на Ипполите Матвеевиче красовался лунный жилет, усыпанный мелкой серебряной звездой
<То есть сшитый из белой орнаментированной ткани "пике" - плотной, глянцевой, с выпуклыми узорами.