– Никто не может запугать фараона, но… Ха-эм, попроси Тах-а по-смотреть по лепесткам лотоса в ее чаше. Антония можно использовать.
Сосиген вздрогнул.
– Царица!
– Погоди, Сосиген. Египет важнее любого живого существа! Я была плохой правительни-цей, вновь и вновь лишенной Осириса! Какое мне дело, что за человек Марк Антоний? Никако-го! В Антонии течет кровь Юлиев. Если чаша Исиды скажет, что в нем достаточно крови Юлиев, тогда, возможно, я сумею взять у него больше, чем он у меня.
– Я сделаю это, – сказал Ха-эм, вставая.
– Аполлодор, выдержит ли речная баржа Филопатора путешествие по морю в это время го-да?
Ее приближенный нахмурился.
– Я не уверен, царица.
– Тогда выведи ее из укрытия в море.
– Дочь Исиды, у тебя есть много кораблей!
– Но Филопатор построил только два корабля, и морской корабль сгнил сто лет назад. Если я хочу внушить страх Антонию, я должна прибыть в Тарс с такой помпой, таким великолепием, какого не видел ни один римлянин, даже Цезарь.
Квинту Деллию Александрия показалась самым дивным городом в мире. Семь лет назад Цезарь почти разрушил ее, а Клеопатра вернула город к славе, сделав его еще краше. Все особ-няки вдоль Царской улицы были восстановлены; холм бога Пана – Панейон – возвышался над плоским городом, утопающим в зелени; священная территория бога Сераписа – Серапейон – восстановлена в коринфском стиле. И там, где однажды по Канопской улице со скрипом и гро-мыханием катались осадные башни, теперь стояли ошеломляющие храмы и общественные зда-ния, опровергая своим видом факт нашествия чумы и голода. Вот почему, глядя с высоты Па-нейона на Александрию, Деллий подумал, что единственный раз в жизни Цезарь преувеличил степень разрушения, которое он нанес городу.
Он еще не видел царицу – важный человек по имени Аполлодор надменно сообщил ему, что она отбыла с визитом в Дельту проверить мастерские по производству бумаги. Поэтому Деллию показали его апартаменты, тоже роскошные, и предоставили его самому себе. Деллий решил не просто прогуляться по городу, он взял с собой писаря, который делал записи широким стилем на восковых табличках.
В Семе Деллий весело рассмеялся.
– Записывай, Ласфен! «Могила Александра Великого плюс тридцать с лишним Птолемеев в огороженном месте, выложенном отборным мрамором с голубыми и темно-зелеными развода-ми. Двадцать восемь золотых статуй в рост человека. Аполлон работы Праксителя, раскрашен-ный мрамор. Четыре работы из раскрашенного мрамора неизвестного мастера, в рост человека. Картина работы Зевксида, изображающая Александра Великого в Иссе после победы над Дари-ем. Портрет Птолемея Сотера работы Никия…» Хватит писать. Остальные не так красивы.
В Серапейоне Деллий просто заржал от удовольствия.
– Запиши, Ласфен! «Статуя Сераписа ростом приблизительно тридцать футов, работы Бри-акса, раскрашена Никием. Группа из девяти муз из слоновой кости работы Фидия. Сорок две золотые статуи в рост человека…» – Он остановился, царапнул золотую Афродиту, поморщил-ся. – «Некоторые, если не все, покрыты очень тонким слоем золота, увы, не цельные… Возница и кони в бронзе работы Мирона…» Больше не пиши! Нет, просто добавь «и т. д., и т. д.». Слиш-ком много посредственных работ, недостойных каталога.
На агоре Деллий остановился перед огромной скульптурной группой из четырех вздыб-ленных коней, запряженных в гоночную колесницу. Возницей была женщина, и какая женщина!
– Пиши, Ласфен! «Квадрига в бронзе с возницей-женщиной по имени Билистиха». Хватит! Здесь больше ничего нет, кроме современных вещей, отличных, конечно, но не представляющих ценности для коллекционеров. Пойдем дальше, Ласфен!
Прогулка продолжалась в том же духе. Его писарь оставлял за собой целые свитки из вос-ка, как моль оставляет помет.
Его писарь оставлял за собой целые свитки из вос-ка, как моль оставляет помет. «Великолепно, великолепно! Египет запредельно богат, судя по тому, что я увидел в Александрии. Но как убедить Марка Антония, что мы получим больше де-нег, если не расплавим эти предметы, а продадим их как произведения искусства? Возьмем, к примеру, могилу Александра Великого, – размышлял Деллий. – Цельный блок горного хрусталя, прозрачного, словно вода, – как красиво он смотрелся бы в храме Дианы в Риме! Каким до смешного маленьким был Александр! Руки и ноги не больше, чем у ребенка, а на голове вместо волос какая-то желтая шерсть. Наверняка восковая фигура, не настоящая. А ведь можно было бы предположить, что, поскольку он бог, они сделают изображение ростом по меньшей мере с Антония! В Семе наберется достаточно материала, чтобы покрыть пол в доме какого-нибудь римского богача, – это сто талантов или даже больше. А произведения Фидия из слоновой кости легко можно продать за тысячу талантов».
Царский квартал был настоящим лабиринтом дворцов, так что Деллий отказался от попыт-ки отличить один от другого, а сады казались бесконечными. Множество небольших красивых бухточек изрезали берег гавани, а вдалеке виднелась вымощенная белым мрамором дамба Геп-тастадий, соединяющая остров Фарос с материком. А этот маяк! Самое высокое сооружение в мире, выше Колосса на Родосе. «Я считал Рим красивым, – бормотал про себя Деллий, – потом я увидел Пергам и подумал, что он еще красивее, но теперь, когда я увидел Александрию, я пора-жен, просто поражен. Антоний был здесь около двадцати лет назад, но я никогда не слышал, чтобы он говорил о городе. Думаю, он был слишком пьян, чтобы запомнить».
Позволение увидеть царицу Клеопатру было получено на следующий день, и очень кстати. Деллий уже закончил инвентаризацию ценностей города, а Ласфен переписал все с табличек на хорошую бумагу в двух экземплярах.
Первое ощущение Деллия – благовонный воздух, густой от пьянящих ароматов, совершен-но ему не знакомых. Затем органы обоняния уступили место органам зрения, и он открыл рот, увидев стены из золота, пол из золота, статуи из золота, кресла и столы из золота. Присмотрев-шись, он решил, что это лишь золотое покрытие, тонкое, как ткань. Однако комната сверкала подобно солнцу. Две стены были покрыты изображениями необычных, двумерных людей и рас-тений, окрашенных в сочные оттенки всех цветов. Кроме тирского пурпура. Ни единого следа тирского пурпура.
– Все приветствуйте двух фараонов, правителей Верхнего и Нижнего Египта, повелителей Осоки и Пчелы, детей Амуна-Ра, Исиды и Пта! – прогремел Аполлодор, стукнув золотым посо-хом об пол.
Глухой звук заставил Деллия изменить мнение о «тонкой ткани». Пол звучал как цельный.
Они сидели на двух изящных тронах: женщина на золотом возвышении, а мальчик на одну ступень ниже. На каждом странные одежды из тончайшего белого льна, на голове огромный го-ловной убор из красной эмали вокруг круглого конуса белой эмали. На шеях широкие воротни-ки, усеянные великолепными драгоценностями, оправленными в золото, на руках браслеты, та-лии опоясаны широкими поясами из драгоценных камней, на ногах золотые сандалии. Их лица были густо накрашены, у нее – белой краской, у него – ржаво-красной. Глаза обведены черными линиями, веки закрашены так, что глаз почти не видно. Все это придавало глазам зловещую форму ядовитой рыбы. Это были нечеловеческие глаза.
– Квинт Деллий, – сказала царица (Деллий понятия не имел, что значит слово «фараон»), – мы приветствуем тебя в Египте.
– Я прибыл как официальный посол полководца Марка Антония, – произнес Деллий так же официально, – чтобы приветствовать двойной трон Египта.
– Как выразительно сказано, – заметила царица, жутко поведя глазами.
– Это все? – спросил мальчик, и его глаза сверкнули.