Они подумают, что Цезарь боится. И хорошо. Пусть так и думают.
Руфрий, вернувшийся из Ракотиса, получил еще несколько указаний, после чего Цезарь созвал всех своих младших легатов (включая и Тиберия Клавдия Нерона) и ознакомил их со своим планом. В их осмотрительности он не сомневался. Сейчас не Рим шел на Рим. Сейчас шла война против иноплеменников, к которым римляне не испытывали приязненных чувств.
На следующий день Цезарь призвал к себе в гостевой дворец царя Птолемея, Потина, Фе-одота и Ганимеда. Посадил их в обычные кресла, а сам сел в курульное на возвышении. Это не понравилось маленькому царю, но он позволил Феодоту успокоить себя. «Какое-то сексуальное рабство, – подумал Цезарь. – Какие шансы у этого мальчика с такими советниками? Сделаться, если выживет, жалкой тенью отца?»
– Я позвал вас сюда, чтобы поговорить об упомянутом мной недавно предмете, – сказал Цезарь, держа на коленях свиток. – А именно о праве наследования трона Александрии, которое, как я теперь понимаю, несколько отличается от права наследования трона Египта. По-видимому, юный царь, трон Египта Нила все еще принадлежит твоей отсутствующей сестре. Понимаю, тебе это не нравится, но Египтом Нила правит лишь фараон, каковым является царица Клеопатра. Так почему же, юный царь, твоя соправительница, сестра и супруга находится в бегах, командуя армией наемников в попытке усмирить своих собственных подданных?
Ответил Потин. Иного и не ожидалось. Маленький царь делал все, что ему говорили, но самостоятельно мыслить не мог.
– Потому что ее подданные восстали против нее.
– Почему же они восстали против нее?
– Из-за голода, – сказал Потин. – Нил уже два года подряд не разливался. В прошлом году показатель ниломера был самый низкий с тех пор, как три тысячи лет назад жрецы стали реги-стрировать показания. Нил поднялся только на восемь римских футов.
– Объясни.
– Есть три вида паводка, Цезарь: гибельный, обильный и избыточный. Чтобы выйти из бе-регов и залить пахотную долину, Нил должен подняться на восемнадцать римских футов. От-метки ниже сулят нам трудные, подчас гибельные времена. Влага и ил не осядут на почву, по-этому сеять уже не придется. Египет не знает дождей. Помощь приходит от Нила. Подъем воды от восемнадцати до тридцати двух футов предвещает обильные урожаи. Берега Нила сплошь покрывает вода и плодородный ил. Разливы выше тридцати двух футов смывают деревни, вода вовремя не уходит, и сеять тоже нельзя.
Потин бубнил быстро, заученно, очевидно не в первый раз растолковывая тупым чужезем-цам особенности земледелия в долине Нила.
– Что такое ниломер?
– Устройство для определения уровня паводка. Это колодец, выкопанный на берегу Нила. На его внутренней стене нанесены деления, по которым судят, на какой уровень поднялась вода. Колодцев несколько, но самый важный находится в сотнях миль к югу, у первого порога, на острове Элефантина. Там Нил начинает подниматься за месяц до того, как разлив достигнет Мемфиса в верхней части Дельты. Таким образом, мы заранее знаем, каким в этом году будет разлив. Гонец приносит новости по реке.
– Понятно. Однако, Потин, царские доходы огромны. Разве вы не используете их, чтобы закупить зерно, когда посевы не всходят?
– Цезарь, конечно, должен знать, – спокойно возразил Потин, – что засуха прошлась во-круг всего Вашего моря, от Испании до Сирии. Мы купили необходимое, но цены ошеломляющие, и, естественно, наши затраты должны быть возмещены потребителями.
– В самом деле? Как разумно, – так же спокойно отреагировал Цезарь. Он поднял свиток с колен. – Я нашел этот документ в палатке Гнея Помпея Магна после Фарсала. Это завещание Птолемея Двенадцатого, твоего отца, – кивнул он в сторону задремавшего мальчишки. – Здесь ясно сказано, что Александрией и Египтом должны совместно управлять его старшая дочь Клеопатра и его старший сын Птолемей Эвергет, как муж и жена.
– Здесь ясно сказано, что Александрией и Египтом должны совместно управлять его старшая дочь Клеопатра и его старший сын Птолемей Эвергет, как муж и жена.
Потин вскочил и властно протянул руку.
– Дай это мне! – потребовал он. – Настоящее и законное завещание Птолемея Авлета должно было бы находиться либо в Александрии, либо у римских весталок.
Феодот впился пальцами в плечо маленького царя, чтобы его разбудить. Ганимед, изобра-жая внимание, сидел с бесстрастным лицом. «Ты здесь самый способный, – подумал Цезарь. – Должно быть, тебя раздражает необходимость подчиняться Потину! Подозреваю, ты предпочел бы видеть на троне свою Арсиною. А Клеопатра всем ненавистна. Но почему?»
– Нет, главный дворцовый управляющий, ты его не получишь, – холодно возразил он. – В нем Птолемей Двенадцатый, известный как Авлет, говорит, что его завещание не будет нахо-диться ни в Александрии, ни в Риме из-за… э-э… неспокойствия в государстве. – Он выпрямил-ся, лицо стало суровым. – Пора бы Александрии уняться, а ее правителям стать более щедрыми по отношению к низам. Я не покину ваш город, пока не добьюсь сносных условий существова-ния для всех горожан, а не только для македонцев. Я не потерплю, чтобы после моего отъезда здесь зрел нарыв сопротивления Риму, и не позволю какой-либо стране предлагать себя в каче-стве ядра дальнейшего сопротивления Риму. Примите тот факт, что Цезарь останется в Алек-сандрии, пока не вскроет этот давно созревший нарыв. Поэтому я искренне надеюсь, что вы по-шлете гонца к царице Клеопатре, и что мы увидим ее здесь через несколько дней.
«А еще, – добавил он про себя, – я не позволю республиканцам превратить этот порт в свою опорную базу. Пусть собираются в провинции Африка, где их будет легко раздавить».
Он поднялся.
– Все свободны.
И они ушли с кислым видом.
– Ты послал курьера к Клеопатре? – спросил Ганимед главного управляющего, когда они вышли в розовый сад.
– Я послал двоих, – улыбаясь, ответил Потин, – но на очень неповоротливой лодке. И по-слал третьего – на быстроходном ялике – к генералу Ахилле. Когда два первых курьера догребут до Пелузия, их там уже будут ждать. Я очень боюсь, – вздохнул он, – что Клеопатра не получит послания от Цезаря и он сочтет ее слишком заносчивой и не желающей подчиняться римскому представителю.
– У нее есть шпионы во дворце, – сказал Ганимед, глядя на уменьшающиеся фигуры Фео-дота и царя, спешащих впереди них. – Она попытается увидеть Цезаря – это в ее интересах.
– Я знаю. Но капитан Агафокл и его люди патрулируют вдоль всей стены и проверяют ма-лейшую рябь по обе стороны мыса Лохий. Она не пройдет сквозь мои сети. – Потин остановился и изучающе посмотрел на собеседника, тоже евнуха и такого же статного, как он сам. – Я так понимаю, Ганимед, что ты предпочел бы, чтобы нами правила Арсиноя?
– Многие предпочли бы, – спокойно ответствовал Ганимед. – Например, сама Арсиноя. И наш маленький царь. А Клеопатра пропитана духом Египта. Для македонцев, как мы, это яд.
– Тогда, – сказал Потин, – я думаю, нам обоим следует действовать заодно. Ты, надеюсь, не претендуешь на мое место, но если твоя питомица займет трон, это ведь не причинит тебе боль-ших неудобств?
– Не причинит, – улыбнулся Ганимед. – Однако хотелось бы знать, что затевает наш гость.
– Затевает?
– Да. Я чувствую это нутром. Кавалерийский лагерь развил бурную деятельность, а в Ра-котисе подозрительно тихо.
– Меня раздражает его своеволие! – взорвался Потин. – К тому времени, как он закончит укреплять свой кавалерийский лагерь, в старых городских стенах не останется ни одного камня.
– И почему мне кажется, что все это для видимости? – спросил Ганимед.