Колесницы в беспорядке бросились в лесную гущу и больше не появ-лялись.
После этого взять цитадель было легко.
– Как отобрать у ребенка игрушку! – весело сказал Асиций своему генералу.
Цезарь начал атаку одновременно с противоположных сторон. Легионеры накатились на вал, а эдуйская кавалерия, улюлюкая, перескочила через него. Кассии разбежались, многие были убиты. Цезарь захватил крепость вместе с большими запасами продовольствия, достаточными, чтобы отплатить тринобантам за помощь и сытно кормить своих людей. Но самой ужасной по-терей для варваров были их колесницы. Разгоряченные легионеры порубили их на куски и со-жгли. А тринобанты, весьма довольные, скрылись с трофейными лошадьми. Другой добычей практически не разжились. Британия не была богата ни золотом, ни серебром, ни жемчугами. Тут ели с глиняной обожженной посуды, а пили из рогов.
Пора было возвращаться в Длинноволосую Галлию. Приближалось время штормов, а по-битые корабли римлян вряд ли могли выдержать шквалистый ветер. С хорошим запасом продо-вольствия, оставив тринобантов, ставших хозяевами большей части этих земель, Цезарь размес-тил два легиона перед многомильным обозом, а два – позади и отправился к побережью.
– Что ты намерен делать с Кассивелауном? – спросил Гай Требоний, грузно вышагивая ря-дом с командующим: если тот шел пешком, даже старший легат не имел права сесть на коня.
– Он попытается отыграться, – спокойно ответил Цезарь. – А потом, еще до отплытия, я за-ставлю его подчиниться и принять наши условия.
– Ты хочешь сказать, он опять ударит на марше?
– Сомневаюсь. Он потерял слишком много людей. Плюс еще колесницы.
– Тринобанты забрали всех захваченных лошадей. Они хорошо заработали.
– Это награда за риск. Сегодня проиграл, завтра выиграл.
С виду он кажется прежним, подумал Требоний. Но не совсем. Что было в письме, в том, которое он сжег? Все заметили, что с ним что-то не так. Потом Гиртий рассказал о письмах от Помпея. Никто из писцов не осмеливался читать корреспонденцию, которую Цезарь им не отда-вал. И все же он сжег одно из тех писем. Словно сжигал корабли. Почему?
И это было еще не все. Цезарь перестал бриться. Человек, чей ужас перед нательными вшами был так велик, что он ежедневно выщипывал каждую волосинку под мышками, на груди, в паху. Человек, способный скоблить себя даже в критической обстановке. Его редкие волосы на голове шевелились при одном лишь упоминании о паразитах. Он сводил с ума слуг, требуя ежедневно стирать свои вещи. И никогда не спал на земле, потому что там жили блохи. За ним всюду возили секции деревянного пола для его полевого шатра. Как потешались над этим его недруги в Риме! Простые доски, даже не покрытые лаком, превратились в устах некоторых из них в мраморные мозаичные плиты. Зато он мог подхватить огромного паука и, улыбаясь, следить, как тот бегает по ладони. Самый заслуженный ветеран упал бы в обморок, свались на него такое чудовище. А Цезарь всем объяснял, что пауки – чистые существа, уважаемые хранители дома. С другой стороны, любой крошечный таракан мог загнать его на стол или на лавку. Цезарь никогда не давил их, боясь испачкать подошвы. «Это грязные существа», – вздрагивая от отвращения, говорил он.
Прошло одиннадцать дней с того момента, как ему доставили почту. И он с тех пор ни разу не брился. У него кто-то умер. Он явно был в трауре. По кому? Толки пошли еще до похода, но сам Цезарь молчал. И все в его присутствии тоже молчали. Кроме одного идиота. Требоний подумал, что надо бы отвести этого дурня Сабина в сторону и пригрозить ему обрезанием, если он сунется к Цезарю еще раз. Тот однажды впрямую спросил Цезаря, почему он не бреется.
– Квинт Лаберий, – прозвучало в ответ.
Нет, это не Лаберий. Это, скорее всего, Юлия. Или Аврелия, его легендарная мать. Но если Аврелия, то при чем тут Помпей?
Квинт Цицерон, к всеобщему счастью гораздо менее чванливый, чем его знаменитый бра-тец, тоже думал, что это Юлия.
Но если Аврелия, то при чем тут Помпей?
Квинт Цицерон, к всеобщему счастью гораздо менее чванливый, чем его знаменитый бра-тец, тоже думал, что это Юлия.
– Как он теперь будет относиться к Помпею? – пробормотал он за обедом в общей палатке легатов, на который Цезарь не пришел.
Требоний, чьи предки были не столь знамениты даже в сравнении с предками Цицерона, входил в Сенат и потому был хорошо знаком с политическими союзами, включая союзы, скреп-ленные браками, так что он сразу уловил смысл вопроса Квинта Цицерона. Цезарь нуждался в Помпее Великом, который был Первым Человеком в Риме. На завершение войны в Галлии ему понадобится еще лет пять, а в Сенате засела стая волков, точивших на него зубы. Он постоянно ходил по проволоке, натянутой над огнем. Требонию, влюбленному в Цезаря, трудно было взять в толк, как можно питать ненависть к такому замечательному человеку. Однако этот мерзкий ханжа Катон сделал карьеру, пытаясь свалить Цезаря, не говоря уже о коллеге Цезаря по кон-сульству Марке Кальпурнии Бибуле, и этом борове Луции Домиции Агенобарбе, и большом аристократе Метелле Сципионе, толстом, как деревянная балка храма.
Они облизываются и на шкуру Помпея, но не с той жуткой и одержимой страстью, кото-рую только Цезарь способен разжечь в них. Почему? О, им бы побыть какое-то время с ним ря-дом. Тогда бы они наконец поняли, что это за человек! Под его началом нет тени сомнений в успехе любого затеянного им предприятия. Как бы ни развивались события, он всегда найдет способ склонить чашу весов в свою пользу. И обязательно победит.
Требоний сердито оттолкнул в сторону миску.
– Почему они так злы на него?
– Очень просто, – усмехнулся Гиртий. – Он – Александрийский маяк, а они рядом с ним – едва теплящиеся фитильки. Они нападают и на Помпея Магна, потому что он Первый Человек в Риме, а они считают, что такого не должно быть. Но Помпей из Пицена, и предок его – лесоруб. А Цезарь – римлянин, потомок Венеры и Ромула. Все римляне почитают своих аристократов, но некоторые римляне предпочитают, чтобы они были похожи на Метелла Сципиона. Когда Катон, Бибул и все прочие смотрят на Цезаря, они видят того, кто превосходит их во всех отношениях. Своего рода Суллу. Цезарь всех выше – и по рождению, и по способностям, он при случае может их прихлопнуть, как мух. А они, в свою очередь, пытаются опередить и прихлопнуть его.
– Ему нужен Помпей, – задумчиво проговорил Требоний.
– Если он хочет сохранить за собой империй и провинции, – подхватил Квинт Цицерон, с тоской макая кусок хлеба в третьесортное масло. – О боги, как же мне хочется обсосать кры-лышко галльского жареного гуся!
Желанный жареный гусь казался уже почти досягаемым, когда колонна влилась в свои прибрежные укрепления, однако Кассивелаун не пожелал взять чаяния римлян в расчет. С уце-левшими кассиями он объехал кантиев и регнов и набрал новую армию, которую повел на штурм. Но атаковать римский лагерь – все равно что пытаться голой рукой пробить каменную стену. Широкие разрисованные торсы варваров являли собой отличные мишени для копий. К тому же у них не было опыта галлов, и они остались на месте, когда Цезарь вывел своих людей из лагеря для рукопашного боя. И Цезарь их разгромил. Они все еще придерживались старых традиций, согласно которым человек, покинувший живым проигранное сражение, становился изгоем. Эта традиция стоила белгам на материке пятидесяти тысяч напрасно убитых только в одном сражении. Теперь белги покидали поле битвы, как только понимали, что проигрывают, и оставались живыми, чтобы потом снова сражаться.
Кассивелаун запросил мира и подписал нужный Цезарю договор. Затем передал ему за-ложников. Это было в конце ноября.
Стали готовиться к отплытию, однако после осмотра каждого из семисот кораблей Цезарь решил, что надо переправляться двумя партиями.
– Лишь половина кораблей в сносном состоянии, – сообщил он Гиртию, Требонию, Саби-ну, Квинту Цицерону и Атрию.