В Кенигсберг прибыл новый главнокомандующий, граф Петр Семенович Салтыков. Старичок маленький, простенький, седенький, он гулял по улицам города в скромном белом, украинских полков, кафтане без всяких побрякушек и пышностей, его сопровождали всего лишь два-три человека свиты. Кенигсбергцы дивились, как этой "беленькой курочке" доверили командовать "столь великой армией". Но вскоре слава о нем разнеслась повсюду.
Летом 1759 года русские войска стали лагерем в четырех верстах от города Франкфурта, что на реке Одере, у деревни Кунерсдорф. Здесь 1 августа произошло самое крупное, самое кровопролитное за всю Семилетнюю войну сражение.
Армия заняла холмистую местность на северо-восток от Одера. Деревня Кунерсдорф находилась в средине расположения войск.
По всему русскому фронту версты на три - цепь костров. Заря давно погасла, в небе стоял белесый месяц, мигали звезды. Деревня Кунерсдорф была пустынна: все жители, страшась предстоящей битвы, скрылись в леса. У костров солдаты ели кашу, кой-где пели песни и плясали. Иногда слышался дружный хохот. Приблудные собаки, весело взлаивая, перебегали от костра к костру. Многие из псов жили при армии года по два, по три, они делили с войсками все ужасы похода и доставляли солдатам немалые развлечения и радость.
Полковник 3-го мушкетерского полка Александр Ильич Бибиков стоял на лысине кургана. Прислушиваясь к звукам обычной лагерной жизни, он окидывал грустным взором и чуждый небосвод, и укутанную голубоватой полутьмой чужую землю. Ведь завтра на всем этом обрамленном кострами пространстве, вместо песен и смеха, загремит кровопролитный бой. И эти песенники, и эти бесшабашные плясуны, может быть, первыми сложат здесь свои головы.
Взволнованный Бибиков взглянул в сторону далекой своей родины, прерывисто вздохнул и, вынув пенковую греческую трубку, пошел к ближайшему костру, чтобы закурить от уголька.
У костра было людно, весело. Мушкетеры - народ средних лет и молодые - слушали старого солдата Никанора из Олонецкого края. Он грубыми кривыми пальцами звонко играл на небольших походных гуслях и сиплым голосом вел былину про Илью Муромца. Старые, замызганные, со следами огненных угольков от костра, эти гусли принадлежали еще деду Никанора, солдат дорожил ими. В его торбе были икона, гусли и в тряпочке щепоть родной земли.
Многие солдаты возили с собой, как нечто самое святое, родную землю.
Все с любовью посматривали в беззубый рот старого сказителя, на его обвисшие щеки и напряженные морщины на вспотевшем лбу.
Молодой офицерик Михелльсон, коротавший время у костра, увидав подходившего Бибикова, вдруг вскочил и скомандовал:
- Смирно!
Все поднялись и - навытяжку.
- Вольно, ребята, - мягким тенористым голосом сказал полковник, щуря от света внимательно глядевшие карие глаза. - Ну как? Воюем завтра, братцы?
- Воюем, вашскородие, - в один голос ответили солдаты.
- Смотрите, жарко будет... Сам Фридрих здесь, - сказал, улыбаясь, Бибиков.
- Нам это нипочем, вашскородие, - заговорили солдаты. - Фридрих ли, алибо кто другой.
Все стояли, сидел один лохматый Шарик и, поглядывая в продолговатое, с высоким лбом, добродушное лицо Бибикова, мел хвостом землю.
- Помните, братцы, - продолжал Бибиков, попыхивая трубкой. - В бою поглядывай друг за другом, береги товарища. В случае опасности не прозевай выручить. Не бойся! Начальство слушай, да и сам мозгами шевели.
- Да уж охулки на руку не положим... Поди, не впервой!
Темно-бронзовые от загара лица солдат были бодры, голоса звучали уверенно.
Не бойся! Начальство слушай, да и сам мозгами шевели.
- Да уж охулки на руку не положим... Поди, не впервой!
Темно-бронзовые от загара лица солдат были бодры, голоса звучали уверенно. Бибиков с радостью подумал: "Ну и молодцы, Русь сермяжная. С такими весь свет штурмовать можно".
- Ну, спокойной ночи, братцы! Поди, и спать пора, - проговорил Бибиков. И, обратясь к Михельсону:
- А ну, господин поручик, пройдемся.
Быстроглазый круглолицый Михельсон шагал рядом со своим полковником.
- Ну, дружок Иван Иваныч, как живешь? Что из деревни пишут? Ну, как голова? Болит?
- Нет, господин полковник, - по-юношески звонким голосом ответил Михельсон и потрогал глубокий шрам на голове от штыковой раны, полученной им под Цорндорфом. - Боли особой не чувствую, а в ушах шумит. И бессонница порой...
- То-то же... Поберегать себя надо, дружок. Который тебе год?
- Девятнадцать скоро.
- Юн, юн. Поберегай, мол, себя-то, на рожон не лезь. Храбрость без ума недорого стоит.
- Сладить с собой не могу, господин полковник. Война для меня - как вода для рыбы. Я для войны рожден. И как бой - все позабываю. В чувство прихожу лишь после боя. Я смерти не боюсь, господин полковник.
Взобравшись на бугор, они шагали взад-вперед возле палатки Бибикова.
- Господин полковник, - заговорил Михельсон, - а верно ли, что у Фридриха наемные войска?
- А ты не знал? - поднял брови Бибиков и взял молодого человека под руку. - Это нам еще в Петербурге было ведомо. У Фридриха рекрутского набора нет. Он большую часть своего войска вербует через помещиков из их же крепостных, либо из городских голодранцев. А четверть его солдат вербуется из всякого заграничного сброда: тут тебе и швейцарцы, и голландцы, англичане, испанцы, французы да всякого жита по лопате.
- Удивляюсь, - пожал плечами Михельсон. - Чего же ради они столь храбры, весь этот сброд?
- А пуля офицера в спину трусу, а палки, а шпицрутены?.. И поверь, дружок Иван Иваныч, долго ли, коротко ли, Фридрих напорется на русские штыки, и от его военной славы только чад пойдет. - Бибиков был взолнован, говорил приподнятым голосом и все больше и больше ускорял свой шаг.
- Я тоже так мыслю, - охотно согласился с ним Михельсон, его круглые щеки порозовели.
Костры один за другим угасали, звуки стушевывались, меркли. Лагерь погружался в сон.
- Ну, прощайте, голубчик. Идите спать. Давайте-ка поцелуемся, - и Бибиков по-родственному обнял растроганного Михельсона. - Значит, Фридриха завтра бьем?
- Бьем, господин полковник.
2
Меж тем скороспешный Фридрих поднялся в два часа ночи, сигнальными ракетами разбудил свою армию и сразу двинул ее в поход.
Сухощавый, несколько сутулый, с прямым длинным носом, небольшим строгим ртом, острым подбородком и огромными темно-синими глазами, оживлявшими мускулистое загорелое лицо, Фридрих, объезжая полки и батареи, громким, мужественным голосом кричал:
- Солдаты! Поздравляю с походом. В бою назад ни шагу. Умри, но победи. Ваш король всегда среди вас... Вперед!
Ближняя дорога лежала через лес и крутые горы, разделявшие обе армии.
Чтобы не утомить солдат, он повел их в длинный обход и появился на виду у русских только около полудня.
Не дав русскому командованию опомниться, а своим солдатам отдохнуть, он решил быстро напасть на левый русский фланг и начал строить части своих войск, стягивая их к перелескам.